был судим и сидел. Но моя мать порвала все отношения с ним, еще когда я была девчонкой. Последнее известие о нем было, что он скончался. – Щеки Фаины вспыхнули. – Я не была на его похоронах. Я вообще все эти годы старалась забыть, что у меня был отец.
Колосов молчал. Этой тирадой она ответила на все. Или почти на все.
– Вам стыдно было иметь такого отца?
– Стыдно? Да, если хотите. Я публичный человек. Иногда ко мне приезжают журналисты. Спрашивают, не как вы, конечно, но тоже интересуются многим, личной жизнью, например. И что я должна отвечать: что мой отец был уголовник? Что он сидел несколько раз?
– Кстати, а вы знаете, за что он был судим?
– Смутно. Мама об этом особо не распространялась. Я только знаю, что за какие-то хищения. У нас была полная конфискация. Забрали вещи, картины, а до этого у нас было много хороших вещей, я это помню, хотя и была еще мала. Да что вы понимаете? Он мне сломал жизнь – мой отец. Меня не приняли в университет из-за него. И из театральной школы меня вытурили, когда узнали, что он сидит. Но при чем тут, вот сейчас, он?
– Арнольд никогда не проявлял интереса к вашему отцу?
– Нет.
– Но он знал, чья вы дочь?
– Знал. Кажется, знал. Они… эти… ну эти… они же все друг про друга знают.
– Но Арнольд был залетный, гастролер.
– Что? Я не понимаю.
– Дела, по которым он был судим, проходили на Дальнем Востоке, в Сибири. А в Москве он…
– О, у него и в Москве были связи, – усмехнулась Фаина, а Колосов мысленно послал проклятие нерасторопному агенту Пашке Губке, который знал (или прикидывался) меньше, чем эта гламурная дива.
– А его босс – Суслов, Аркаша Козырной?
– Это что, его кличка? – Фаина презрительно скривила губы. – Его я вообще не знаю. Видела несколько раз в клубе, когда мы ходили туда с Арнольдом.
– В каком клубе?
– В разных. И, кажется, в ресторане.
– Когда вы видели Арнольда в последний раз?
– Мы редко общались. Поймите, он был человек для меня малоинтересный.
– Он был в вас безответно влюблен, так, что ли? – Колосов усмехнулся.
– Он был мужчина. Я ему нравилась, и я это знала. Но мне он – такой, – Фаина взмахнула рукой, – не был нужен. Совершенно, поверьте мне. Но он не хотел ничего понимать. Был настойчив, хотя и корректен. Вообще его гориллоподобная внешность была довольно обманчива. Мне иногда было даже жаль его.
– Так когда же все-таки вы виделись с ним в последний раз?
– В конце мая он прислал мне цветы. И… нет, потом мы не виделись. Он только звонил. Приглашал меня на неделю в Сочи, но у меня были другие планы. А потом я узнала, что он убит.
– От кого?
– В клубе сказали, – Фаина выпустила изо рта колечко дыма. – Не помню кто.
– Случаем не в «Сто сорок по Фаренгейту»? – Колосов наконец-то решился использовать самую свежую информацию.
– Нет, в другом, – Фаина посмотрела на него с вызовом. – А что – это важно?
– В деле о трех мертвецах все важно. И как знать, какой самый незначительный факт может помочь следствию. Фаина Игнатьевна, вы ведь хотите помочь следствию?
– Конечно. Но чем? Хотя… Нет… нет… нет. – Она покачала головой, словно отгоняя какую-то мысль.
– Мы опросили обслугу клуба, в котором сегодня ночью вы были со своей подругой Алевтиной Ойцевой. Тот самый клуб «Сто сорок…», – Колосов сочинял на ходу. – Так вот, по показаниям свидетелей, там, в клубе, между гражданкой Ойцевой и другими посетительницами возник конфликт. И Ойцева даже угрожала посетительницам ножом.
– Боже мой… но это же так глупо…
– Более того, ряд свидетелей показал, что, по их мнению, гражданка Ойцева приревновала вас к этим самым посетительницам. И угроза была реальной, она угрожала убийством.
– Аля очень вспыльчива. Импульсивна.
– Она занималась раньше спортом?
– Да, бегала на лыжах. Называется «биатлон». Ушла из спорта после травмы.
– В биатлоне не только на лыжах бегают, но еще и стреляют. Ойцева метко стреляет?
Фаина подняла голову. Вот сейчас она не притворялась, не играла – она действительно была ошеломлена.
– Что вы хотите этим сказать? – спросила она тихо.
