– Чего? – Она обернулась к китайцу и сделала жест: ступай, потом.
– Бултыхнуться в горячую ванну и отскрестись мочалкой. – Балмашов взял с рабочей подставки пачку белых салфеток, вытер испачканные землей руки. – Отмыться от этого дерьма.
– У вас глаза красные, усталые, – сказала Марина, – плохо спали сегодня?
– Может быть… Да, Сергей звонил, вы слышали… Он сказал – Марат Голиков погиб.
– Авария? – Марина испуганно заморгала, захлопала светлыми ресницами.
– Нет, не авария.
– Такой молодой!
– Молодой, к тому же заядлый охотник. Он ведь вам, кажется, нравился?
– Мне? Он? Да что вы, Андрей.
– Нет? Ну, значит, я ошибся. Но вы так изменились с некоторых пор.
– Стала лучше или хуже? – спросила Марина.
– Вы сами выбрали этот цвет? Солнечный цвет. – Балмашов кончиками пальцев дотронулся до ее рыжих волос.
– Я подумала… просто… Андрей, если вам не нравится, я стану блондинкой. Хотите? Платиновой блондинкой, как Мэрилин?
– Нет, оставайтесь лучше таким вот… подсолнухом.
– Почему подсолнухом? Я что, глупая, как подсолнух, да?
– Вы умница. Вы вообще редкая девушка. А подсолнух – это я так, к слову. Просто я подумал – это гнусное зеленое болото, – Балмашов обвел рукой инсталляцию, – неплохо было бы разбавить чем-то таким… ярким, цепляющим глаз, бьющим такой вот солнечной, подсолнечной силой… Марина, вы сейчас думаете о том, что я вам сказал?
– Думаю. О чем? – Марина спохватилась.
– О его смерти.
– Но я… нет, то есть да… Это ужасно, конечно. Но он был мне почти незнаком. Я знала, что он ваш адвокат, ваш приятель, клиент. Знала, что он заказывает всегда все дорогое и оригинальное для своей матери и… Нет, я думаю, конечно, смерть… это так страшно.
– Смерть – это не страшно. – Балмашов положил руку ей на плечо. – Когда-нибудь я объясню вам это. И вы поймете. Надеюсь, что поймете.
– Объясните сейчас.
– Нет, это долгий разговор.
– Вы обещали, что покажете мне план будущего парка здесь… ландшафтный проект… И как это будет выглядеть на местности. Мы могли бы пройтись и поговорить.
– Мы поговорим об этом потом, – Балмашов смотрел на ее рыжие волосы. – Вы такая красивая, Марина, золотая. Видно, Иерусалим пошел вам на пользу.
«Это не Иерусалим, это ты, ты, ты!» – хотелось крикнуть ей. Крикнуть прямо ему в лицо, оглушить, схватить за руки, сжать, удержать, не отпустить, не дать уехать отсюда, из этого сада под крышей – из этой чужой, душной, богатой оранжереи. Не отпустить от себя. Но она не крикнула. Поправила очки на носу.
– Я на машине, могу вас подбросить, – предложил он.
– Я тоже приехала сюда на машине, – сказала она. – А как же быть с полынью Стеллера и мхами? Везти назад?
– Нет, оставьте здесь. Может, потом пригодятся, если, конечно, я вернусь к этой работе.
– Вы хотите отказаться от панно? Но как же это?
– Не берите в голову. И вообще, вам надо меньше работать, больше отдыхать. – Он улыбался. – Марина, вы любите танцевать?
– Я?
– Как-нибудь непременно отправимся с вами в клуб, потанцуем. Как вам идея? Не откажетесь от моего приглашения?
Марина молчала. Что это с ним произошло? Раньше он никогда не высказывал таких вот потрясающих идей. Потанцевать? И только? Она буквально пожирала его взглядом сквозь затуманенные очки. «И это все, что вы… Что ты можешь мне предложить? А ведь я для тебя готова…»
Она видела только его в этот миг. Оранжерея, китайцы, смерть адвоката Голикова, мхи и полынь Стеллера – весь мир вдруг перестал существовать.
– Марина, если мне будут звонить, разыскивать меня, – донесся до нее голос Балмашова, – например, из милиции… скажите, что я поехал домой, к жене.
Глава 22
ВЕРДИКТ БОТАНИКОВ
Запись в диктофоне кончилась. Голос Фаины смолк. Катя, слушавшая напряженно, внимательно, тоже молчала.
– Вот так и сдала свою пассию Алевтину и бровью не повела, – подвел итог Колосов.
