– …то есть прелюбодеяние, уже совершено, можно о нем говорить, и то, только обобщая, то есть, по вашим словам, поверхностно. А тот, кто целует и обо всем рассказывает, – немного стоит, не так ли?
– Мистер Джонс! – с упреком сказал ректор.
– Мистер Джонс! – повторила она. – Какой вы ужасный человек! Знаете, дядя Джо…
Но Джонс резко прервал ее:
– Вообще, что касается поцелуев, женщинам все равно, кто их целует. Им важны только самые поцелуи.
– Мистер Джонс! – повторила она, взглянула на него и тут же, дрогнув, отвела глаза.
– Будет, будет, сэр, тут дамы! – докончил свой упрек ректор.
Джонс отодвинул тарелку. Шершавая, бесформенная рука Эмми убрала посуду, и на столе появился крутой, как лоб, золотистый пирог, увенчанный клубникой. «Черта с два я на нее посмотрю!» – поклялся он и тут же взглянул на нее. Глаза у нее стали рассеянными, безразличными, зеленые и прохладные, как морская вода, и Джонс первый отвел взгляд. Она обернулась к старику, весело заговорила с ним о цветах. Джонса вежливо игнорировали, и он мрачно ковырял ложкой, когда появилась Эмми.
– К вам какая-то женщина, дядя Джо. Ректор положил ложку.
– Кто именно, Эмми?
– Не знаю. Никогда раньше не видела. Ждет в кабинете.
– А она завтракала? Проси ее сюда.
«Знает, что я на нее смотрю», – думал Джонс, полный отчаяния и мальчишеской страсти.
– Она есть не хочет. Говорит, не мешать вам, пока не отобедаете. Сами бы пошли, спросили, чего ей надо. – И Эмми ушла.
Ректор вытер губы, встал.
– Придется, видно, самому. Вы, молодежь, посидите, пока я вернусь. Если что понадобится – позовите Эмми.
Джонс мрачно молчал, вертя в руке стакан. Наконец она взглянула на его опущенное злое лицо.
– Значит, вы не только знамениты, но и не женаты, – сказала она.
– Тем и знаменит, что не женат, – загадочно проговорил он.
– А какая из этих причин мешает вам быть вежливым?
– Какую вы предпочтете.
– Откровенно говоря, я предпочитаю вежливость всему.
– А с вами всегда все вежливы?
– Всегда… когда надо. – Он ничего не ответил, и она продолжала: – Разве вы не признаете брак?
– Признал бы, если б не надо было жениться на женщине. – Она равнодушно пожала плечами. Джонсу невыносимо было казаться дураком, особенно перед таким, как ему казалось, пустым существом, и он выпалил, ненавидя себя за это: – Я вам не нравлюсь, правда?
– О нет, мне вообще нравятся люди, которые думают, что они еще чего-то не знают, – сказала она равнодушно.
– Что вы этим хотите сказать? – «Зеленые они или серые?» Джонс исповедовал веру в то, что с женщинами надо обращаться нагло. Он встал, и стол медленно откатился, когда он его обходил. «Хорошо бы стать более ловким», – смутно мелькнуло у него. И эти трижды проклятые брюки! «Она права, – честно сказал себе он. – Как бы я на нее посмотрел, если б она появилась в бабушкиной кофте». Он видел ее рыжеватые волосы, хрупкую покатость плеча. «Положу сюда руку, а когда она повернется – моя рука скользнет вниз».
Не подымая головы, она вдруг спросила:
– А дядя Джо рассказал вам про Дональда? («О черт», – подумал он.) Забавно! – продолжала она, и ее стул скрипнул, когда она подымалась. – Мы, видно, оба решили поменяться местами! – Она встала, стул деревянно вырос перед ним, и Джонс остановился, нелепый, одураченный. – Вы – на мое место, а я – на ваше, – добавила она, обходя стол.
– Вот дрянь! – ровным голосом оказал Джонс, и ее зеленовато-синие глаза прошлись по нему спокойным, как вода, взглядом.
– Почему вы это оказали? – спросила она негромко.
Джонс, несколько облегчив душу, решил, что в ее глазах снова мелькнуло любопытство. «Я был прав», – восхитился он.
– Вы сами знаете почему.
– Смешно, что только немногие мужчины знают, насколько женщинам нравится такое обращение, – неожиданно сказала она.
«Интересно, любит она кого-нибудь? Наверно, нет или же – как тигр любит мясо».
– А я непохож на всех мужчин, – сказал он.
Ему показалось, что в ее глазах мелькнула насмешка, но она просто вежливо зевнула. Наконец-то он нашел ей место в животном царстве. Гамадриада, тоненькая, усыпанная алмазами.
– Но почему Джордж за мной не приезжает? – сказала она, словно отвечая на его невысказанные мысли и прикрывая зевок кончиками тоненьких капризных пальцев. – Так скучно – кого-то ждать!
