Виктория Холт
Наследство Лэндоверов
Золотой юбилей
Это случилось во время юбилейных торжеств по случаю пятидесятилетия правления королевы Виктории. В судьбе нашей семьи произошел драматический перелом, полностью изменивший ход моей жизни. Мне было тогда всего четырнадцать лет. Несмотря на то, что эти события разворачивались вокруг меня и я сама принимала в них участие, их значение в полной мере дошло до меня значительно позже. Я как будто смотрела сквозь матовое стекло — видела все, но не понимала важности происходящего.
Случайному наблюдателю наша семья показалась бы, вероятно, очень счастливой. Но часто ли кажущееся соответствует действительности? Мы принадлежали, как принято говорить, к зажиточным слоям населения. В Лондоне наш особняк был расположен в одном из фешенебельных кварталов недалеко от Гайд-Парка. За комфортом семьи следили Вилькинсон, дворецкий, и миссис Уинч, экономка, постоянно находившиеся в состоянии вооруженного нейтралитета: каждый из них стремился к превосходству над соперником. В ранние утренние часы, до того как члены семьи покидали свои постели, слуги суетились во всем доме: выгребали с каминных решеток золу, сметали пыль, наводили лоск на мебель и полы, разносили горячую воду… К тому времени, когда мы вставали, все, как по волшебству, было приведено в порядок, и оставалось только ухаживать за нами самими. Слугам было известно, что отец не выносит ни малейшего намека на их присутствие, и вид поспешно скрывающегося чепчика или фартука может стоить места горничной или лакею… Недовольство отца всем внушало страх, даже маме.
Отца звали Роберт Эллис Трессидор. Он был одним из Трессидоров, владельцев ланкарронского поместья Трессидор Мэнор[1] в Корнуолле.
Нашей семье в этих местах принадлежали обширные владения с XVI века, которые еще увеличились после Реставрации. За редкими исключениями, знатные семьи Западной Англии выступали в то время за короля, однако больших роялистов, чем Трессидоры, невозможно было найти.
К несчастью, фамильное поместье ушло из рук отца — оно было аннексировано в пользу кузины Мэри. Говоря о ней, взрослые употребляли именно это слово, и мне пришлось порыться в словаре, чтобы понять, что оно означает: я обладала богатым опытом подслушивания и основную часть своей информации собирала благодаря открытым глазам и ушам. Отец и его сестра Имоджин, всецело ему преданная, всегда произносили имя кузины Мэри с презрением и ненавистью, но, как мне казалось, и с некоторым оттенком зависти.
Я узнала, что у моего дедушки был старший брат, отец Мэри. Она была его единственной наследницей. По праву старшинства, Трессидор Мэнор и примыкавшая к нему земля отошли к ней, а не к моему отцу, хотя, как считалось в нашей семье, это было несправедливо: правда, он был сыном младшего брата, зато принадлежал к тому превосходящему во всех отношениях полу, с которым ни одной женщине не следует соперничать.
Тетя Имоджин — леди Кэри — была в своем роде не менее грозной фигурой, чем отец. Я слышала, как они обсуждали недостойное поведение кузины Мэри, преспокойно вступившей во владение фамильной собственностью, не задумываясь над тем, что она грабит законного наследника. «Эта гарпия!» — говорила тетя Имоджин, и я представляла себе кузину Мэри с женской головой, птичьим телом и крыльями, с длинными когтями, точь в точь, как у чудовищ, что летали вокруг бедного слепого короля Финеса.
Мне трудно было представить себе человека, способного одолеть папу. Кузине Мэри это удалось — видно, она обладает незаурядным могуществом. Когда я с невольным восхищением сказала об этом моей сестре Оливии, она решительно осудила меня как предательницу. Да, папа потерпел поражение в деле о наследовании, но у себя дома он, безусловно, осуществлял верховную власть, и все ему подчинялись. Слуг было очень много — к этому обязывал светский образ жизни родителей и связанные с ним развлечения и приемы. Отец был председателем многих комитетов и организаций, целью которых являлось благо человечества, например, «Труд бедняков на пользу общества» и «Перевоспитание падших женщин». Добрые дела были коньком отца. Имя его часто появлялось на страницах газет. Его называли новым лордом Шафтсбери и намекали, что давно уже следовало бы возвести его в звание пэра.
Среди его друзей было много особ самого высокого ранга, включая премьер-министра лорда Солсбери. Отец был членом парламента, но в кабинет министров так никогда и не вошел, хотя, казалось, для этого ему стоило только протянуть руку. Дело заключалось в том, что от Вестминстера его отвлекали самые разнообразные интересы. Он считал, что таким образом может лучше служить своей стране, чем полностью отдаваясь политической деятельности.
Отец был банкиром и членом правления нескольких компаний. Каждое утро к парадному крыльцу подавали карету. Экипаж должен был сверкать, а ливрея кучера находиться в идеальном порядке. Даже маленькому груму, стоявшему за запятках во время езды и соскакивавшему на землю, чтобы открывать дверцы, полагалось выглядеть безупречно.
Отец обладал главными качествами джентльмена: он был богат и отличался высокими принципами.
Мисс Белл, наша гувернантка, очень его почитала.
— Никогда не забывайте, — говорила она нам, — что ваш отец является источником всего вашего благополучия.
Я не преминула заметить, что, по моим наблюдениям, окружающие не всегда чувствовали себя свободно в его присутствии, так что, возможно, из этого источника изливалось не одно благополучие.
Милая мисс Белл часто приходила от меня в отчаяние — она так близко принимала к сердцу миссию, возложенную на нее Господом Богом и великим мистером Трессидором. Она была чрезвычайно почтительна, благоговела перед высокими качествами своего работодателя, не ставила под вопрос его собственную оценку своих достоинств (эта оценка, впрочем, была всеобщей) и всегда помнила, что как бы исполнительна она ни была, как бы хорошо ни справлялась со своими обязанностями, она принадлежала всего лишь к неполноценному женскому полу.
Думаю, что я была неприятным ребенком, потому что никогда не соглашалась беспрекословно с тем, что мне говорилось, и не пыталась этого скрыть.
— Почему, — как-то спросила Оливия, — ты любишь все толковать по-своему и извращать сказанное?
— Потому, наверно, — ответила я, — что люди не всегда бывают правдивы. Часто они говорят то, что, по их мнению, нам следует думать.
— Гораздо проще верить им на слово, — заметила Оливия.
Это была ее типичная позиция, благодаря которой все называли сестру хорошим ребенком. Я же считалась бунтаркой. Как странно, часто думала я, что мы сестры. Мы так непохожи друг на друга.
По утрам мама никогда не вставала до десяти часов. Эвертон, ее горничная, приносила ей в это время чашку горячего шоколада. Мама была очень красива, ее часто упоминали в светской хронике. Мисс Белл иногда показывала нам эти газеты. «Красавица миссис Трессидор» на скачках… на светском рауте… на благотворительном балу. Ее так всегда и называли: «красавица миссис Трессидор». Ее красота и высокие моральные качества отца внушали нам благоговейный трепет. Порой мне приходило в голову, что именно поэтому жизнь в нашем доме была совсем нелегкой. Иногда мама была очень ласкова с нами, но иногда будто нас не замечала. Случалось, что она горячо нас обнимала и целовала — особенно меня. Я не понимала почему и надеялась, что Оливия не обращает на это внимания. У мамы были сверкающие карие глаза и густые каштановые волосы. Рози Ранделл, одна из наших горничных, сообщила мне по секрету, что Эвертон прилагает огромные усилия, чтобы сохранить цвет этих прекрасных волос при помощи каких-то таинственных притираний. Поддержание маминой красоты было, по-видимому, всепоглощающим занятием. Эвертон превосходно с этим справлялась и держала всех домочадцев в страхе Божьем, требуя абсолютной тишины, когда мама отдыхала с ледяными примочками на веках или когда ловкие руки этой преданной горничной осторожно массировали ей лицо. Они вели бесконечные разговоры о последних веяниях моды.
— Нелегкое это дело быть красавицей, — сказала я однажды Оливии.
Бывшая при этом Рози Ранделл согласилась со мной.
— Еще бы! — подтвердила она.
Высокого роста, интересная, Рози Ранделл выделялась среди горничных. Как правило, прислуживающих за столом девушек выбирают за их внешность. Они принадлежат к категории слуг, которых видят
