— Волки? — воскликнула Диана, надеясь, что он шутит. Когда она поняла, что он вполне серьезен, то сказала: — Почему бы нам не отвезти эту кабаниху в крепость? Моя страсть к охоте вполне удовлетворена.
— Ты полагаешь, что средневековые мужчины остановились бы после первой добычи?
— Я совершенно в этом уверена, Маркус.
Он ухмыльнулся:
— Тогда у меня еще больше причин продолжить, пока я не превзойду их.
Ее сердце замерло от восторга, потому что она поняла, что он хочет произвести на нее впечатление. Он и в самом деле ревновал ее к этим «средневековым мужчинам», как он их называл. Но Маркусу Магнусу не о чем было беспокоиться. Он мог превзойти любого мужчину любой эпохи. И она скажет ему об этом, но не раньше, чем они окажутся в постели, где она вознаградит его за храбрость, силу и выносливость, превышающие все возможные пределы.
Когда охота наконец завершилась, они выехали из леса с тремя кабанами. Две кабанихи были привязаны на вьючной лошади, а кабана Маркус взвалил на собственные плечи. Ромул и Рем, едва передвигающиеся от усталости, плелись следом, и, когда охотники приблизились к вилле, Диана с энтузиазмом затрубила в рог. Хотя она все представляла себе иначе, она понимала, что ни одна охота ни в какую историческую эпоху не превзошла бы то, что ей довелось пережить сегодня рядом с ее великолепным римским воином. Она не поменялась бы местами ни с Клеопатрой, ни даже с самой королевой- девственницей[32].
Всю следующую неделю Маркус брал Диану в свои поездки по Аква Сулис, где он следил за ходом нескольких строек, связанных с благоустройством города и района вокруг него. Они ехали по римской дороге, которая тянулась до самого побережья. Диана знала, что за Батом находится великий Бристольский залив, который Маркус называл дельтой Сабрины. Вскоре они оказались на перекрестке; одна из дорог вела на северо-восток.
— Я особо горжусь этой дорогой. Она построена по проекту моих инженеров моими же рабами. Она проходит на две сотни миль — до самого Линдума.
По звучанию Линдум напоминал Линкольн, и Диана вдруг поняла, что это та самая дорога, что ведет от Бата и Эксетера до Линкольна и использовалась даже в эпоху Георга. Она спешилась и благоговейно прикоснулась ладонями к каменным плитам.
— Ох, Маркус, ведь это же великая Фосс-Уэй, наверное, самая знаменитая дорога в Британии! Всего дня за два до того, как я попала в твое время, я стояла на этой дороге и думала о том, что через столько веков можно видеть что-то построенное еще римлянами!
Маркус уставился на нее, обеспокоенный ее рассуждениями. Многое из того, о чем она говорила, было разумно. Иногда ее рассказы звучали неправдоподобно, но он никогда не принимал их за правду, потому что стоит ему в это поверить, как он начнет мучиться от мысли, что она может так же исчезнуть из его времени, как и появилась в нем.
— Камень такого красивого цвета! Его ведь добывают в Бате, то есть я хотела сказать, в Аква Сулис?
Он засмеялся:
— Кому, как не мне, это знать, ведь я владею большей частью каменоломен.
Диана медленно выпрямилась и посмотрела на него так, будто увидела призрак. Когда он произнес слово «каменоломня», что-то щелкнуло в ее мозгу. Возможно ли, чтобы Маркус был графом Батским?
— В чем дело? — спросил он.
— Ни в чем. Абсолютно ни в чем! — быстро ответила она. Идея была такой дикой, что она не могла ничего ему рассказать. Хотела выкинуть ее из головы, но бросала тайком взгляды на его гордый профиль и не могла избавиться от этого наваждения. Внезапно Диана вспомнила, что когда в первый раз увидела Маркуса, склонившегося к ней с колесницы, то приняла его за графа Батского, играющего в дурацкие игры. Марк Хардвик… Марк… Маркус…
Он привел ее на берег реки и вынул свернутый пергамент.
— Наш следующий проект — постоянный мост через реку. Давай я покажу тебе чертеж.
— Нет, не показывай. — Диана посмотрела на берега Эйвона и сказала: — Он будет здесь, где сейчас у вас плотина. Высокий мост с прекрасными каменными арками. Я могу тебе сказать точно, сколько их будет.
— Ты видела мой чертеж! — обиделся он.
— Маркус Магнус, как легко ты находишь всему объяснение! Я не видела твоего чертежа. Он до сих пор стоит, этот мост. Его называют мостом Палтни. Архитектор времен короля Георга отнес на свой счет все заслуги, но он явно украл твои идеи.
Его глаза сузились.
— Так вот как ведут себя потомки! — воскликнулМаркус.
Диана взглянула на него и вдруг поняла, почему он не хочет ей поверить. Они слишком любили друг друга, слишком тесно были связаны, чтобы смириться с угрозой разлуки, с неуловимой, непонятной временной бездной между ними!..
Стоял прекрасный осенний день, возможно, последний в этом году, и они поехали вниз вдоль реки, пока не нашли уютное местечко, где природа устроила прощальный пир перед зимней спячкой.
— Я принес еду, — признался Маркус.
— А я захватила дощечку для письма и стиль!
Маркус застонал:
— У меня были совсем другие планы!
Они спешились, привязали лошадей, и Диана, расстелив свой плащ на траве, села спиной к стволу покрытого золотой листвой бука. Вода пела, будто от счастья, струясь по камням. Жужжали пчелы, собирая последнюю дань с маргариток, а длиннохвостые ласточки летали низко над водой, гоняясь за насекомыми.
Маркус развернул большую льняную салфетку, где лежало холодное мясо и пара жареных голубей, достал хлеб, сыр и оливки, без которых не обходился ни один римский стол. Кубков у них не было, и Маркус показал ей, как надо пить из бурдюка, что немедленно превратилось в веселую игру, прерываемую взрывами смеха, напомнившего им о любви.
Они вытянулись рядом, чтобы было удобнее целоваться. Когда Маркус отстегнул брошь, скреплявшую ее тунику, она забеспокоилась:
— Маркус, я не могу лежать тут совсем голая.
— Зачем голая? Ты можешь надеть мою монету с Цезарем.
— Ты прости, что я критиковала твоего кумира. Простишь? — спросила она, проводя пальцем по профилю Цезаря.
— Только если ты наденешь цепочку, не иначе! Она засмеялась, глядя ему в глаза:
— Ты так хорошо умеешь убеждать. Как я могу тебе отказать?
— «Veni, vidi, vici[33]»! — процитировал Маркус.
— Нет, это я пришла, я увидела и я победила, — медленно сказала Диана, бросая вызов его мужскому достоинству и в то же время зная, что очень скоро именно он покорит ее, когда их любовные игры достигнут своего апогея.
Позднее она уселась между его коленями, а он показал ей, как пользоваться стилем. Когда она научилась выцарапывать понятные буквы на тонком слое свинца, покрывающем дощечку, она взяла новую и сказала:
— Я напишу наши имена, и мы закопаем дощечку, чтобы этот замечательный день запомнился навеки.
Он засмеялся:
— У нас принято закапывать такие дощечки, но на них обычно написаны проклятия.
— Какие проклятия? — с любопытством спросила она.
— Ну, жены, чьи мужья им изменили, пишут что-то вроде: «Проклинаю его, чтоб он сдох, и пусть о нем никто не вспомнит», — а потом закапывают дощечку в надежде, что проклятие сбудется.
Она оглянулась и посмотрела ему в глаза:
