Он поднял меня и повел в комнату.
Сидящего в кресле за журнальным столиком Иванова я воспринял так же равнодушно, как и сообщение о предстоящем «вскрытии».
— Приперлись... — пробурчал я, усаживаясь на тахту. — Незваные гости хуже татар...
— Почему же незваные? — вяло возразил Евгений Викторович. — Я к вам на обед напрашивался. Вот и коньяк, как обещал, принес.
На столике стояла бутылка коньяка и три больших коньячных стакана. О том, что в визите ему было отказано, Иванов промолчал, а я не стал напоминать. Себе дороже могло оказаться, к тому же все равно от них не отвертишься.
— А вот он, между прочим, — усмехнулся Иванов и указал пальцем на Севу, — на самом деле татарин.
— А вы тогда Соловей-разбойник? — не поверил я, потрогал шишку на голове и поморщился.
— Правда, татарин, — кивнул Сева. — Куда денешься... Могу паспорт показать.
— Знаю я ваши документы, — пробурчал я. — Видел ксиву одного Пидорова-Сетрова...
Внезапно в глазах у меня зарябило, накатила тошнота, и я ухватился за подлокотник тахты, чтобы не сверзиться на пол.
Иванов с Севой переглянулись.
— Тебе нехорошо? — спросил Сева.
— Ага...
Он взял со стола стакан, налил изрядную порцию коньяка и протянул мне.
— Выпей, тебе полезно.
Пить абсолютно не хотелось, тем более в их компании, поэтому я пригубил и хотел поставить стакан на стол, но Сева удержал мою руку.
— До дна, — строго сказал он, пристально глядя мне в глаза.
Взгляд у него был неприятный, гипнотизирующий, и я, сам не знаю почему, безропотно выпил.
— Дерьмо, а не коньяк, — поморщился я, ощущая во рту хинную горечь. — Вроде бы у вас солидная фирма, а пьете самодельный суррогат.
Евгений Викторович взял бутылку, повертел перед глазами.
— Прекрасный коньяк десятилетней выдержки, — сказал он. — А горечь во рту потому, что на дне стакана было лекарство. Снимает стрессовое состояние, повышает тонус, улучшает кровоснабжение мозга, активно способствует рассасыванию гематомы.
Я снова осторожно потрогал саднящую шишку на голове. Неужели Сева не подтрунивал надо мной, когда сообщал «диагноз»? Или это чистая профилактика?
— Что-то незаметно. Насколько знаю, против ушибов применяют примочки, а чтобы внутрь принимать — первый раз слышу.
— Вы еще многого не знаете, — саркастически усмехнулся Иванов. — Фармацевтические фирмы за это лекарство заплатили бы ха-арошие деньги. И вашим правнукам работать бы не понадобилось.
— Что вы, — пошел я на попятную, — я не против. Если панацея десятилетней выдержки...
— А вот здесь должен огорчить, — развел руками Евгений Викторович. — Побочным эффектом является полная нейтрализация алкогольного опьянения. Ящик коньяка сегодня выпьете и ничего не почувствуете.
— Ну спасибо! Вот уважили так уважили!
— Не за что, — заметил Сева. — Но насчет ничего не почувствуешь, шеф не прав. Ящик коньяка — это двадцать бутылок или десять литров. Если осилишь, всю ночь в туалет будешь бегать, и мочегонного не потребуется.
Продолжая стоять, он плеснул себе и Иванову в стаканы коньяку.
— А мне? — обидчиво заметил я.
— А смысл? — Сева высоко вскинул брови и посмотрел на меня. — Сплошной перевод продукта.
— Налей, — не согласился Иванов, и Сева послушно плеснул коньяку в мой стакан.
Не знаю, собирались ли они говорить тост, но я их опередил.
— Со свиданьицем! — многозначительно произнес я таким тоном, будто сказал: «Глаза бы мои вас не видели!» — и выпил залпом. И ничего не почувствовал. Будто воду выпил. Я покрутил головой, прислушиваясь к ощущениям. Ничего сопутствующего приему алкоголя не ощущалось, но в голове начало проясняться, прорезался вкус к жизни. Заинтригованный, я вновь потрогал шишку на голове, но она никуда не делась и болела по-прежнему.
— Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, — заметил Иванов мои недоуменные пассы. Он пригубил коньяк и поставил стакан на столик. — Через час все пройдет.
Сева выпил до дна, цокнул языком.
— Скоро водка пьется, да похмелье долго длится, — переиначил он пословицу. — Чем закусить в этой квартире найдется?
— Посмотри на кухне, — подсказал Евгений Викторович, — там должен быть лимон.