всегда во мне копошился червячок неуверенности. А тут... Если их «лекарство» оказывает такое действие, то громадное спасибо. Мне как раз не хватало уверенности в себе и собственных силах.
Я потрогал шишку на голове и с удовлетворением отметил, что она перестала болеть и вроде бы уменьшилась.
— Таким образом, вы знаете все... — протянул я.
— Все не знает никто, — вздохнул Иванов.
— Я имел в виду, что происходило со мной.
— Более-менее. Кроме ваших мыслей.
— Значит, когда я спрашивал об Оксане, вы знали, что она исчезла?
Евгений Викторович развел руками.
— У вас хорошие артистические данные, — процедил я.
— Издержки профессии.
— Тогда вы должны знать, где она.
— К сожалению, — покачал головой Иванов, — об этом нам известно не больше вашего. Судя по косвенным данным, объект переместил ее на планетоид с двумя солнцами. Аналитический отдел предполагает, что это — историческая родина устюпенд. Однако в картографической службе Галактического Союза этот планетоид не зарегистрирован.
— Бросьте ваньку валять, Евгений Викторович! — озлился я. — Там, на берегу, находится телепортационный створ. Никогда не поверю, что данных о его размещении нет в Галактическом Союзе!
— Напрасно не верите, — пожал плечами Иванов. — Телепортационный створ — это те же двери дома. Знаете, сколько таких дверей в Галактике? Найти конкретные равносильно тому, как если бы я показал вам фотографию двери подъезда и попросил бы ответить, на какой улице какого города Земли находится дом с этой дверью. Вот если бы вы побывали на планетоиде ночью, тогда по расположению звезд на небосводе мы смогли бы определить местонахождение планетоида.
— То есть вы не можете вернуть Оксану на Землю?
— Увы.
Я непроизвольно бросил взгляд на телефон. Телефон молчал.
— Она не позвонит, — сказал Иванов.
— Кто — она? Кого вы имеет в виду?
— Любовь Петровну Астахову. А вы кого имели в виду?
— Почему? — проигнорировал я вопрос, посчитав его риторическим.
— Потому что с ней поработали наши психотехники.
— Что?!
— Успокойтесь! — Иванов властным жестом усадил меня на место. — Воздействие было мягким и корректным. В настоящий момент память Любови Петровны заблокирована и она уверена, что у нее никогда не было дочери. Мало того, блокировка оказывает на окружающих психокинетическое воздействие — никто никогда в присутствии Любови Петровны не заговорит о ее дочери. Но как только Любовь Петровна услышит ее голос, произойдет разблокировка сознания и память восстановится без каких-либо последствий.
Я снова посмотрел на телефон.
— Забыть о дочери... Ничего себе — мягкое и корректное воздействие! И вы хотите, чтобы я вам поверил?
— А почему нет?
— Потому что за последние дни вы мне столько лапши на уши навешали, что и не знаю, чему верить, а чему нет.
— А вы думайте и анализируйте. Голова у вас зачем?
Я последовал совету, задумался, но ничего путного из этого не получилось. Все, о чем ранее говорил мне Иванов, могло оказаться ложью. А могло и правдой. Или полуправдой. Начитан, что такое настоящая дезинформация, когда контрразведка снабжает противника сведениями, основу которых составляет достоверная информация и лишь небольшая толика является ложной. Но эта толика опрокидывает выводы от полученных сведений с ног на голову.
— Вы меня использовали в качестве подсадной утки? — тихо поинтересовался я.
Иванов тяжело вздохнул.
— Решайте сами, — отмахнулся он. — Анализируйте, может быть, найдете более приемлемое определение.
И тогда я наконец-то заметил, что Иванов, всегда подтянутый, собранный, сегодня выглядит каким-то усталым и равнодушным. Когда Сева привел меня домой, мне было не до наблюдений. То ли Иванов разочаровался во мне как в агенте, то ли что-то пошло не так На мой прямой вопрос, что случилось, он, естественно, не ответит... Практически все факты, которые на протяжении нашего знакомства сообщал Иванов, можно было истолковывать двояко — как достоверные и как ложные. Но я все же нашел один непреложный факт, неопровержимость которого подтверждалась его существованием. Именно о нем я и задал вопрос.
— Кто — он?
— Вы имеете в виду объект?
