Обещаете?
Мой Левенгельм был в ужасе.
— Разве, несмотря на все приготовления, нельзя устроить сюрприз? — спросила я. И молчала, пока он не ответил:
— Как прикажете, Ваше величество!
Я надела шляпу с вуалью. Вуаль прикрывала только щеки. Я натянула ее до подбородка. Кроме того, в соборе, вероятно, сумрак… Потом я одна вышла из гостиницы.
Это последний сюрприз в моей жизни, — думала я, входя в собор. Первое свидание с человеком, которого я не знаю, начало всему… Или не начало? Это выяснится через полчаса.
Я села на скамью и сжала руки. Они дрожали.
Одиннадцать лет — долгий срок. Может быть, незаметно я стала пожилой женщиной. Во всяком случае, он уже взрослый. Он такой взрослый, что его послали в заграничное путешествие, чтобы он мог выбрать себе невесту в царствующих домах Европы. Ему дали в провожатые верного Карла Левенгельма, который когда-то учил его отца всем тонкостям придворного этикета. А я нарушаю придворный этикет…
Этим утром в соборе было много туристов. Я провожала глазами каждого. Этот?.. — спрашивала я себя. А сердце билось такими частыми гулкими ударами! А может быть этот — маленький, с плоскими ступнями?..
Я не знаю переживаний женщин, сыновья которых растут на их глазах, которые говорят им «спокойной ночи» каждый вечер, которые видят, как их сын бреется в первый раз и слышат о его первом свидании из его уст. Я этого не знаю. Я ожидаю мужчину, который похож на того, о ком я грезила всю жизнь, и которого я еще ни разу не встретила. Самой большой дружбы, очарования, я жду всего, да, всего от моего незнакомого сына!..
Я узнала его сразу. И не потому, что он шел в сопровождении Левенгельма, который нисколько не изменился со времени Стокгольма. Я узнала его по осанке, походке, неуловимому движению, которым он повернул голову и прошептал несколько слов Левенгельму. Он был в штатском темном костюме и почти такой же высокий, как его отец. Только более худощав. Да, гораздо более худощав.
Я поднялась и подошла к нему.
Как во сне… не представляя, как и с какими словами я обращусь к нему. Я тронула за рукав его спутника, и он, узнав меня, быстро отошел в сторону.
— Это склеп Шарлемана? — услышала я свой голос, хотя против моих глаз была дощечка, подтверждающая это. Вопрос был просто глуп.
— Да, как видите, мадам, — ответил он, не поднимая глаз.
— Я понимаю, что веду себя не совсем правильно, но мне так хотелось познакомиться с вами, Ваше высочество, — проговорила я.
Он поднял глаза.
— Вы знаете, кто я, мадам?
У него были черные глаза и мягкие волосы. Боже мой! Волосы совсем как у меня! И маленькие усики, чуть-чуть завитые, приподнимали уголки губ.
— Ваше высочество — наследный принц Швеции. А я… я почти соотечественница, так как мой муж живет в Стокгольме…
Я говорила нерешительно. Он смотрел на меня.
— Я хотела спросить Ваше высочество, но… мне неудобно занимать ваше время.
Он посмотрел вокруг:
— Не знаю, почему мой компаньон меня покинул, но я располагаю часом времени. Если разрешите, мадам, я буду иметь удовольствие сопровождать вас… — Он смотрел на меня улыбаясь. — Это разрешается, мадам?
Я кивнула. Когда мы подошли к выходу из собора, я заметила Левенгельма, камергера Оскара, который прятался за колонной. Оскар его не заметил. Не обменявшись ни одним словом, мы прошли через рыбный рынок на площади перед собором, пересекли широкую улицу и очутились в переулке. Я натянула вуаль еще ниже, потому что чувствовала, что Оскар искоса смотрит на меня.
Он остановился перед маленьким кафе с несколькими жалкими столиками и двумя пальмами в пыльных горшках.
— Могу ли я пригласить мою очаровательную соотечественницу выпить стакан вина?
Я с ужасом смотрела на пыльные растения в горшках. «Это неудобно, — подумала я, краснея. — Неужели он не замечает, что я не молодая дама? Неужели Оскар привык приглашать всех дам, с которыми только что познакомился?» Однако я смело вошла.
— Здесь не слишком элегантно, но мы сможем поболтать без помехи, мадам, — любезно сказал он. Потом к моему ужасу: — Гарсон, у вас есть французское шампанское?
— Но не сейчас, утром… — испуганно запротестовала я.
— А почему бы и нет? Безразлично когда, если есть, что отпраздновать, — настаивал он.
— Но праздновать совершенно нечего.
— Есть. Знакомство с вами, мадам. Не можете ли вы немного приподнять эту ужасную вуаль, чтобы я мог видеть ваше лицо? Я вижу только кончик вашего носика.
— Мой нос стоит всей моей жизни, — сказала я, — в молодости он доставлял мне много неприятностей. Как жаль, что люди всегда имеют носы, которые им не подходят!
— У моего отца нос просто фантастический. Он похож на клюв орла. На его лице только и видно, что нос и глаза.
Гарсон принес шампанское и разлил по стаканам.
— «Скооль»! «Скооль», неизвестная соотечественница! Вы одновременно француженка и шведка, не правда ли?
— Точно так же, как и Ваше высочество.
Шампанское было очень сладким.
— Нет, я только швед, мадам, — сказал он быстро. — Кроме того, еще и норвежец. У шампанского отвратительный вкус, не находите ли?
— Оно слишком сладкое, Ваше высочество.
— У нас одинаковый вкус, мадам. Я счастлив. Большинство женщин предпочитают сладкие вина. Наша Коскюль, например…
Я задержала дыхание. Что он хочет сказать.
— Наша Коскюль?
— Фрейлина Марианна Коскюль. Прежний лучик солнца для нашего покойного короля, потом — фаворитка отца. И если бы я согласился — моя любовница. Что вас удивляет, мадам?
— Что вы рассказываете это иностранке, — ответила я сердито.
— Соотечественнице! Покойная королева Гедвига-Элизабет не интересовалась похождениями своего супруга. Коскюль читала ему, и он был счастлив, имея возможность в это время поглаживать ее ручку. Отец получил в наследство этикет шведского двора. Он не захотел его менять. Может быть, он не хотел обидеть кого-нибудь. И Коскюль досталась ему в наследство.
Я внимательно смотрела на него.
— Вы говорите серьезно?
— Мадам, мой отец — самый одинокий человек, какого я знаю. Моя мать не приезжает уже многие годы. Отец работает шестнадцать часов в сутки и проводит вечера в компании одного-двух друзей прежних времен, тех времен, когда он еще был наследным принцем. Например, граф Браге, если это имя вам что- нибудь говорит. Коскюль тоже появляется там. С гитарой. Она поет отцу шведские песни, которые поются во время пиров, веселые, но, к сожалению, он не понимает слов.
— А придворные балы и приемы? Нельзя же иметь двор и не делать приемов.
— Иногда бывают. Но не забывайте, мадам, у нас нет королевы.
Я медленно пригубливала из стакана. Он подлил еще.
— Все изменится, когда женится Ваше высочество, — прошептала я.
— Вы думаете, что молодая принцесса будет хорошо чувствовать себя в ледяном королевском дворце, где король отказывается делать приемы, а занят лишь государственными делами и изредка принимает своих
