ноги снежного человека.
– Да ты сядь, теть Стеш. – Полина подставила табуретку.
Стеша плюхнулась и, глядя безумными от горя глазами то на сестер, то на милиционера, вновь принялась причитать:
– Молодые куры-то, неслись как хорошо. Даже зимой! Думала, теперь к Пасхе-то яиц накоплю… Да чтоб у него руки поотсохли…
– Да кто же это у вас балует? – спросила Полина.
– Маркоманы! – с готовностью выдвинула версию баба Стеша. – Кому же еще? У меня другой раз уже всех кур убирают! Другой раз! Да каких! Одна к одной! Несушки!
– Я скажу участковому, – встрял Кирюхин. – Придет после обеда.
– Да участковый ваш! Одно название, что участковый! – подскочила баба Стеша и затрясла кулаком. – Прошлый раз полдня по огороду ползал. Следы искал. Не нашел! Я нашла, он не нашел. Нет уж, сынок, ты сам посмотри!
– Да не мое это дело, бабушка. Это участковый должен…
– Как не твое?! – подбоченилась баба Стеша, не желая сдаваться без боя. – Ты милиция или тоже – мафия?
– Милиция, – отозвался Кирюхин от самой двери.
Баба Стеша тенью двинулась за ним.
– Так ты, сынок, за народ или за маркоманов?
– Да некогда мне, бабуля… У меня еще два вызова. И обед скоро кончится…
Последние слова милиционера донеслись уже с крыльца.
Бабка высунула нос за дверь.
– Вот это милиция! Продались все как есть! Бросили народ! – визжала она на всю улицу.
Любава с Полиной наблюдали в окно, как резво вскакивает Кирюхин в машину и нервно пытается ее завести.
– Продалися все! – наступала бабуля, пока Кирюхин разворачивался в узком переулке. – А маркоманов они сами боятся, не хотят ловить! Ну ничего! Я на вас управу найду!
Полина и Любава выглянули с крыльца. Было не совсем понятно, на кого баба Стеша собралась искать управу – на участкового или на «маркоманов».
– Я к бандитам пойду! – заявила баба Стеша, повернувшись к женщинам. Понизив голос, доверительно сообщила: – Я знаю, где они заседают. Бабы говорили.
– Где? – спросила Любава.
– А в Красном доме, на втором этаже. Там у них сходка, – с достоинством пояснила баба Стеша. Вдруг вспомнив свое горе, снова истошно взвизгнула: – Это что за моду взяли – кур таскать? Что же теперь делать-то? Курятник за колючую проволоку прятать?
– И ток по ней пустить, – дорисовала картину Полина.
А Любава молчала. Она смотрела вслед уходящей соседке и думала о своем. Ох, не понравился Полине взгляд Любавы! И вообще настроение сестры не радовало. Та балансировала на грани нервного срыва. Полина даже спрашивать боялась, какие именно события довели сестру до такого состояния. Если Любава начнет рассказывать, переживать все заново, можно сделать хуже.
– Ты чего приехала? – поинтересовалась Любава, усаживаясь с ногами на диван и заворачиваясь в толстый шерстяной плед. – Жалеть меня?
– Убираться помогать. Смотри, бардак развела! – в тон Любаве ответила Полина. – А если Танюшка на праздники заявится? Она у вас любит сюрпризом.
– Вот ей сюрприз и будет… от отца… – невесело усмехнулась сестра.
– Ну, это его дело. Пусть он с дочерью и объясняется. А твое дело – дома чистоту навести, чтобы девчонке приятно было.
Любава невесело оглядела комнату. Права сестра, забросила она дом. Вся ушла в свои проблемы, а квартира грязью заросла.
– Я в субботу уберусь, – вяло и неубедительно пообещала Любава.
– Ну уж нет! Я зря, что ли, приехала? Давай-ка быстро. Мне на вечерний автобус нужно успеть. У меня Милка вот-вот отелится. Ну-ка, поднимайся!
Полина вытащила из-за шкафа пылесос, притащила ведра и тряпки. Стала вытирать пыль и как бы невзначай, по привычке затянула:
Это была их с Любавой «генеральная» песня. Они, бывало, пели на весь родительский дом во время генеральной уборки. Одна отмывала комнату родителей, другая – зал, а Светочка, младшая, перемывала на кухне тарелки.
Соседи смеялись: «Николаевы-девки убираются. На всю округу слыхать. Никакого магнитофона не надо!»
Песня эта была «заразная», которую невозможно не запеть. Она неизменно напоминала детство, распахнутые настежь окна родительского дома, запах вымытых половиц, мокрые цветы на столе, ящики с рассадой, отцовские часы с боем…
Любава не усидела. Принялась пылесосить и запела, перекрикивая пылесос:
– А это что за коробки? – возмутилась Полина, освобождая комнату от хлама.
– Обувь Семена. Не успел забрать.
– В диван ее! – Полина приподняла сиденье дивана и стала закидывать туда ботинки зятя.
– Стой! – вдруг истошно заорала сестра.
Полина замерла, подперев бедром тяжелое сиденье. Любава метнулась к дивану, наклонилась и почти целиком скрылась в его распахнутой пасти. Через несколько секунд она вынырнула оттуда с толстой старой тетрадью в руках.
– Вот она. Нашлась!
В глазах ее сверкало мстительное торжество.
Глава 7
Дед Лепешкин был не дурак. Свою словно с неба свалившуюся добычу он не потащил домой, а завез на санях к Кате Плешивке, которой и доставлял, собственно, в тот вечер сено для козы. Свое у Кати кончилось, Лепешкин согласился великодушно продать ей немного. Он сгрузил ей сено и сказал, что оставит в ее сарае кое-что свое, которое заберет завтра-послезавтра. Плешивка была женщина терпимая к чужим слабостям, поскольку сама гнала самогон на продажу. Она считала, что чем меньше будет лезть в чужие дела, тем с большим основанием сможет требовать того же от других. Колеса, спрятанные под сеном, остались у Плешивки. Но лежать им там долго не пришлось, поскольку уже на следующий день, к вечеру, наблюдательный Лепешкин обнаружил засаду у своих сараев. Он вышел из дома с пустыми руками и пошел по улице нарочно неторопливо. Но, завернув за угол, припустился бегом и, одолжив у Кати санки, скоренько повез колеса на место. Он понял, что задумка уложить колеса на городской манер в палисаднике вместо клумбы терпит крах. Чутье подсказывало ему, что еще не поздно избежать скандала. Особо не таясь, он подбежал к дому Полины, оглянулся и перекинул оба колеса за забор, в щель между сараем и забором. Он справедливо полагал, что кто ищет, тот всегда найдет.
На другой день, окончательно смирившись с пропажей колес, Добров отправился чистить снег возле дома. Когда заметил черную округлость, стыдливо выглядывающую из-за сарая, странные чувства посетили его. Вместе с радостью находки он испытал нечто вроде разочарования. Долго не мог понять почему.
Вечером, как обычно, Полина пришла с работы домой.
Возле палисадника, как и накануне, стояла черная машина Доброва. Все четыре колеса были в наличии. Снег расчищен до самой дороги.
– Нашлась пропажа? – спросила Полина, войдя в дом.
– Пока наш дед с дядей Саней Лепешкина караулили, колеса сами вернулись, – весело доложил Тимоха.
