Администрация оживилась. Начиналось что-то интересное. Панин искренне удивился, как ребенок: он так хорошо говорил, с чего они? Зачем-то оглянулся на здание Белого дома. И вовремя.
Из-за угла ровной цепочкой, в своих серых мундирах и кургузых фуражечках, бежали милиционеры. Они все были вооружены дубинками. Выстраивались вдоль фасада, плечо к плечу. Словно собирались до последнего защищать свой Белый дом.
– Мишкин вернулся, – усмехнулся прокурор.
Панина перекосило.
– Кто отдал такое распоряжение?! – зашипел он первому заму в ухо.
Опрелков затрусил к Белому дому, прикрывая обрызганное слюной ухо.
Демонстранты, заметив действия родной милиции, зашумели, задвигались. Встали плотнее.
Молодежь в оранжевых жилетах подняла плакат про ментов. И замахала флажками.
Панин запаниковал. Он не мог уйти, поскольку его отход мог расцениться массами как бегство. Но и стоять пнем был не в состоянии. Больше всего ему хотелось сейчас увидеть начальника РОВД Мишкина и сказать тому пару ласковых.
Можно только догадываться, чем бы все это кончилось, не появись на площади черная «тойота» Доброва. Из нее выскочила Полина и торопливым шагом двинулась к землякам. Громогласные «о-о-о…» и «у-у-у» прокатились по площади. Кто-то врубил магнитофон. Оранжевые затанцевали, размахивая флажками. Члены администрации расступились, давая ей дорогу. Панин бросился было обниматься, но Полина его не заметила или не узнала. Она шла к своим. Хотела что-то сказать, но ей не дали – стали обнимать, словно именинницу, каждый старался что-то сказать, как-то проявить свои чувства. Дарья Капустина заплакала. Полина стала ее утешать. Возле «тойоты» стоял Добров, сзади – двое в черном.
Адвокат тоже вышел из машины, неторопливо приблизился к прокурору. Поздоровались за руку.
– Превышение служебных полномочий, – сказал адвокат немного даже лениво. – Моя клиентка вправе подать встречный иск.
– Да бросьте, – столь же лениво произнес прокурор, – дело-то выеденного яйца не стоит. Мишкин накажет следователя. Зачем эта канитель?
Адвокат пожал плечами, постоял еще немного, наблюдая за действиями на площади.
Подошел вспотевший Опрелков, быстро заговорил что-то на ухо главе. Все поняли, что наряд милиции зама не послушал. Не желали стражи порядка покинуть площадь.
Глава побагровел и решительно направился к Белому дому.
Прокурор наклонился к Опрелкову и, почти касаясь усами его уха, посоветовал:
– Поставьте им ящик водки, пусть едут себе…
– Кому, милиции?
– Да нет же! Колхозникам…
Так и сделали. Когда подкатил на колхозном автобусе Генка Капустин, Опрелков с замом по экологии, Саповым, подтащили к автобусу ящик водки.
Мужики стали переглядываться, на лицах мелькнуло оживление. Но вперед вышел Крошка и пробасил:
– Нам чужого не надо. Мы не продаемся. Вон им отдайте! – Он кивнул на серую шеренгу возле Белого дома.
Опрелков растерялся. Стал уговаривать, но общаться с народом он не умел. Ну не дано человеку.
Под ироничными взглядами прокурора и адвоката водку пришлось тащить назад.
Полину завидовцы от себя не отпустили.
– Поехали с нами, Сергеич! – закричали Доброву. Тот дал распоряжение отвезти адвоката, а сам вместе с Полиной забрался в автобус.
Когда завидовцы выехали из райцентра, солнце уже ложилось теплым животом на поля. Вечерело…
Когда приехали в Завидово, Полину снова не оставили в покое. Разгоряченный народ жаждал «продолжения банкета». Дарья Капустина позвала всех к себе. Добров надеялся, что Полина откажется, не пойдет, но ее и слушать никто не стал. Генка подкатил автобус к самому своему дому, завидовцы высыпали прямо к Капустиным во двор. Сразу стали собирать стол, кто-то из соседей побежал за выпивкой.
Пользуясь суетой, Добров задержал Полину во дворе:
– Давай уйдем. Я хочу поговорить с тобой.
Полина оглянулась. Дарья Капустина тащила из погреба банку с огурцами. На крыльце стояла Ольга, с интересом за всем наблюдая.
– Я не могу сейчас уйти, – зашептала Полина. – Сам подумай: они из-за меня в район поехали, а я уйду.
– Тоже мне подвиг – в район! – пробурчал Добров. – Я тоже приехал!
– Ты тоже. – Она поправила на нем галстук. – И я очень хочу… поговорить с тобой. Но… давай немножко побудем с ними?
Она говорила так мягко и при этом дотрагивалась до него рукой… Борис вздохнул и согласился.
Когда они вошли в дом, стол уже стоял посередине, Крошка разливал самогон.
– За освобождение нашей подруги Полины! – громко провозгласила Дарья. – За нашу победу!
– Ура!
Посыпались подробности сегодняшней вылазки. Обсуждали Панина. Вспоминали, каким он был в детстве. Все смеялись, перебивали друг друга. В общем, было весело. Всем, кроме Доброва. Больше всего ему хотелось поскорее остаться с Полиной наедине. Он сбоку посматривал на нее и силился угадать, о чем она думает. Казалось, ей и дела нет до него. Она внимательно слушала рассказы односельчан, задавала вопросы, смеялась.
Как она может сидеть здесь и не обращать на него никакого внимания? Ведь он так летел к ней! Он, сорокалетний мужик, решил все бросить ради нее! Решил начать с нуля! Торопился, улаживал дела на фирме, чтобы со спокойной душой передать все документы финансовому директору и уехать к ней. И всю дорогу представлял себе их встречу. Их разговор представлял, как она удивится и обрадуется. Как она обнимет его и скажет… Нет, что она скажет, он так и не придумал. В своих мечтах он это место пропускал, думая о том, что последует за этим. Но все складывалось совсем по-другому. Этот огромный парень, Крошка, кажется, перепил и полез к Полине целоваться. Добров не знал, что ему делать. Крошку усадили на место, Дарья затянула «По Дону гуляет». Стали петь песни. Потом Дарья предложила тост за Спонсора. Ее дружно поддержали. Тут Добров не выдержал. Вышел на крыльцо покурить. Он был уверен, что Полина выйдет вслед за ним. Должна же она понимать, в конце концов, что он чувствует!
Он выкурил сигарету, а она все не выходила. Уже начали покидать застолье некоторые Дарьины гости. Ушел Ваня Модный, увели Крошку. А Полина не торопилась.
Добров не выдержал, вернулся в дом. Самые стойкие гости пили чай. Полина спала на диване, свернувшись калачиком. Из-под яркого китайского пледа виднелся только кончик ее носа.
Добров наклонился к ней, но Дарья Капустина опередила его:
– Пусть спит. Намаялась бедняжка. – Она поправила на Полине плед, покачала головой. – Пусть ночует у нас, она нам не чужая.
«А мне, значит, чужая, – обиженно подумал он, выходя на улицу. – Я ей никто. Вся деревня – не чужая, а я – чужой».
Непонятно из чего возникшая глупая обида кипела в нем. Понимал, что глупая, но ничего с собой поделать не мог. Шел и шел от Капустиных, куда глаза глядят, пока не сообразил, что оказался за деревней и идет по дороге к трассе. Достал телефон, вспомнил, что не ловит. Сердито срывая верхушки травы, забрался на вершину холма, стал звонить своему водителю.
– Сергей, забери меня из Завидова! – прокричал он в мобильник. И споткнулся на полуслове. Что это он как маленький: «Забери меня…»
Но внутри какая-то обида давила, подзуживала. «Ну и пусть. Уеду. Пусть остается со своими пациентами! Уеду. Решено».
Он спустился с холма и, широко шагая, потопал к трассе.
Глава 21
Через неделю Семен привез вещи, спрятал их в сарае, пока Любавы не было дома. Он думал,
