стены и двери – открытый вид на улицу. На секунду я обалдел, тут же затрещали перекрытия, потолок стал пригибаться, мусор всякий посыпался, штукатурка с потолка начала отваливаться… Я соседку за руку – и под лестницу. Лестничные клетки прочнее, чем перекрытия…
– Это еще когда как, – вставил Воронцов. – Бывало и наоборот. Дом совсем новый, а пролеты все обрушены. В Порт-Саиде…
– Не спорю. Только мне перебирать варианты некогда было. Но не ошибся. Лестница уцелела. Я довольно резко выскочил во двор. Там уже крик поднялся, народ сбегаться стал, а я вдоль стеночки – и к трансформаторной будке. Ключ на всякий случай универсальный у меня при себе. Сообразил, что возле трансформаторов всякие вихревые токи, искривления полей и тому подобное. Не должны они меня там были заметить. Я в их электронике уже прилично разбираюсь…
Воронцов слушал Олега и думал, что, несмотря на грандиозные масштабы втянутых в конфликт сил, экзотически звучащие термины межзвездных стратегий и тактик, внешние результаты проявления этого величия вполне мизерные. И даже – отдающие некоторым провинциализмом. Казалось бы – суперцивилизация, власть над пространством, временем, перебросы энергии галактических масштабов – и в то же время с тремя земными парнями справиться не могут. Это было странно, непонятно, подозрительно и наводило на мысль: а нет ли здесь тонкого, хитро спланированного и замаскированного подвоха? От таких предположений все еще больше запутывалось, и голова казалась заполненной вместо мозгов сырыми опилками, как у одного из персонажей детской книжки.
– Залез я туда и стал тебя ждать… И все. Ты куда сейчас едешь? – спросил вдруг Левашов и приподнялся на сиденье, чтобы выглянуть в окно.
– Пожалуй, что никуда. Поскольку не знаю, как нам дальше быть. Сейчас на Таганку выезжаем…
– Наверное, не стоит тебя сейчас к нам тащить… – с сомнением сказал Олег. – Лучше ты меня возле метро выбрось, прямо у самого входа. А попозже позвонишь… – Он назвал телефон Берестина. – Если же и там на мой случай что-нибудь похожее произошло – давай договоримся, как связь восстановим.
– Считаешь, в метро безопаснее? Тогда так: я через час звоню. Телефон не ответит – звоню еще раз, через три часа. Не получится, встречаемся в полночь на «Рижской». Внизу, возле эскалатора. Если что помешает тебе или мне – тогда завтра в девять утра на переходе с кольцевой на радиус на «Проспекте Мира». Годится?
– Да все равно… Ну а совсем на последний случай – завтра вечером, в двадцать один… Опять на «Рижской». Устроит или другие пожелания есть? – Чувство юмора Олег не утратил и сейчас.
– Боюсь, к завтрашнему утру нас и как звали забудут, если сегодня не увидимся.
– Да кто его знает… Люди через десяток лет встречаются. Ты еще два телефона запомни: Андрея Новикова и Саши Шульгина. Вдруг да пригодится.
В разговор, который сам по себе звучал достаточно нарочито, они вложили все свои познания, почерпнутые из заграничных детективов и отечественных шпионских книжек. Ну а что же поделаешь, если пришлось жить в мире, который стал похож на предписания метода социалистического реализма.
– Договорились. Надеюсь, все будет о’кей. Предчувствие такое. – И неожиданно Воронцов сказал то, чего говорить не хотел без крайней необходимости: – Но если даже что и случится… неприятное… ты не мандражь. Чего-нибудь придумаю. На каждый газ есть противогаз.
Видимо, в голосе его прозвучали такие нотки, что Левашов насторожился. Он знал, что болтать из любви к искусству Воронцов не приучен и от сентиментального желания подбодрить друга ничего не значащими словами далек так же, как старушка – выпускница Смольного – от боцмановского сленга.
Но если так, то в чем смысл его слов? Но задумываться Воронцов ему не дал.
– Все. Приехали. Сейчас выскочишь – и метро прямо перед тобой. Может, тебе пистолет дать? – предложил он, имея в виду не столько реальную огневую мощь «беретты», как ее психологическое воздействие на Левашова.
– С каких это пор ты пушку при себе носишь?
– С сегодняшнего утра…
– Оставь себе. А лучше выбрось, от греха. Спокойнее будет.
– Спокойнее уже никогда не будет… Ну, пошел! – скомандовал он, притирая машину к бордюру перед Павелецким вокзалом.
Левашов быстрым шагом, настороженно осматриваясь, но все же сохраняя достоинство и не переходя на бег, пересек тротуар и скрылся в потоке людей, втекающем в двери станции.
Воронцов постоял минуту, непонятно чего ожидая, прикинул, как быть дальше – ехать ли сразу к Наталье или еще покататься по городу и позвонить ей из автомата?
Решил, что любая шпиономания должна знать пределы, и резко включил скорость.
…Наташа ждала Воронцова. И не просто так, а творчески. То есть – мобилизовав все возможности своего гардероба и парфюмерно-косметического фонда, придавала себе тот внешний вид, который должен был убедить Дмитрия, что женщины лучше ее он не видел и не увидит впредь.
Однако ирония иронией, а и действительно в их внезапной встрече она увидела знак судьбы, от которой давно уже ничего хорошего не ждала. Жизнь после развода с мужем, оказавшимся совсем не тем человеком, который был ей нужен, воспринималась (да и была на самом деле) сплошной серой полосой, бесконечным чередованием не приносящих радости рабочих дней с пустыми вечерами, субботами и воскресеньями. Не очень частые выходы «в свет», то есть посещения более или менее интересных спектаклей, концертов, фильмов и выставок, или вечеринки в обществе таких же, как она сама, одиноких женщин, ничего не меняли.
Несколько коротких связей с мужчинами, подходящими кандидатами в новые мужья, не принесли ни радости, ни результата. Мужчины эти очень быстро оказывались всего лишь ухудшенными вариантами ее Сергея, людьми, на которых нельзя было ни положиться, ни опереться. И будущее представлялось абсолютно беспросветным.
И вдруг – невероятная, немыслимая встреча с Воронцовым. Единственным человеком, который любил ее по-настоящему и который – так она поняла теперь – мог бы в свое время стать именно тем в ее жизни, кого ей так не хватало. И что она поняла слишком поздно.
