Чжан Юй предлагает несколько иное толкование этой фразы: он принимает слово 'цзян' не в значении 'полководец', а в смысле служебного слова для обозначения будущего времени. В таком случае вся фраза получила бы по-русски следующий вид: 'Если вы, князь, усвоите мои приемы, я у вас останусь, если вы их не усвоите, я от вас уйду'. Однако я остановился на форме перевода, основанной на понимании слова 'цзян' в смысле 'полководец'. Основание для этого следующее: во-первых, во всем трактате Сунь-цзы нет ни одного случая употребления этого слова в значении показателя будущего времени, во-вторых, слово 'полководец' здесь вполне приложимо к князю, который сам командовал своей армией. 06 этом говорит Чэнь Хао: 'В это время князь вел войны, причем в большинстве случаев сам являлся полководцем'.
Существует и еще одно грамматически возможное истолкование этого места: 'Если полководец станет применять мои расчеты, усвоив их... и т. д., оставьте его у себя. Если полководец станет применять мои расчеты, не усвоив их... и т. д., удалите его'. Однако, мне кажется, что общая ситуация, особенно при разъяснении Чэнь Хао, делает более приемлемым понимание, данное в переводе.
12
Предлагаю для очень трудного слова 'цюань' в данном тексте русское 'тактика', 'тактический маневр', 'тактический прием'. Соображения, заставившие меня выбрать такой перевод, приведены в комментарии к этому месту текста, так что повторять их здесь излишне. Укажу только попутно на то, что русское слово 'стратегия' я предлагаю для перевода – по крайней мере в древних военных текстах – китайского слова 'моу'. Только при таком переводе это слово получает вполне реальный смысл, делающим удобным и простым перевод таких словосочетаний, как,. например, названия глав в трактате Вэй Ляо-цзи (гл.V) и (гл. VI) – 'тактика наступления' и ''тактика обороны'. При таком переводе эти заглавия вполне точно передают содержания глав. В пользу этого перевода говорит и обычное обозначение военных теоретиков и писателей – 'цюаньмоуцзя'. Так они называются в 'Ханьской истории', в отделе 'Ивэнь-чжи': – 'военные стратеги'. 'Цюань-моуцзя' соответствует в точности русскому 'стратегия', поскольку у нас понятие 'стратегия' в широком смысле объединяет оба понятия – 'стратегию' и 'тактику', а под 'стратегом' понимают и стратега в узком смысле слова и тактика; и исторически слово 'стратег', которым называли и полководца и теоретика военного дела в древней Греции, в точности соответствует тем лицам, о которых говорят отделы 'Цюаньмоуцзя' в китайских династийных историях. Само собой разумеется, что в настоящее время для этих понятий – стратегия и тактика – в китайском языке существуют совершенно другие слова.
13
Китайское [...] не вполне покрывается русским 'обман'. Содержание этого китайского понятия охватывает то, что мы передаем словами 'обман' и 'хитрость'. Поэтому и те приемы, которые дальше рекомендует Сунь-цзы, частью относятся к тому, что мы назвали бы обманом, частью к тому, что мы охарактеризовали бы как хитрость. Не желая давать в русском переводе два слова на место одного китайского, останавливаюсь на слове 'обман', поскольку и под 'хитростью' у нас разумеются непрямые и именно большей частью обманные ходы в достижении своих целей.
14
Выражение 'мяосуань' имеет вполне конкретный смысл. В эпоху Сунь-цзы храм предков – 'мяо', находившийся на дворцовой территории, обычно в восточной части ее, являлся помещением для важнейших собраний советников правителя. Это был, так сказать, 'зал совета'. Естественно, что перед войной здесь устраивался военный совет, на котором взвешивались все шансы войны и вырабатывался план действий. Поэтому выражение 'мяосуань' имеет смысл 'план войны, принятый на военном совете', до ее начала, т. е. предварительный план войны. Однако, поскольку на дворцовом совете обсуждали не только вопросы войны, выражение 'мяосуань' имело общее значение – всякого предварительного плана, выработанного на совете; в дальнейшем же это слово стало означать план или расчет, выработанный на основании предварительного размышления или обсуждения, т. е. вообще предварительный расчет.
О том, что территория храма предков служила местом для важнейших церемоний и собраний, мы узнаем, в частности, и из трактата У-цзы, где рассказывается о пирах, устраивавшихся на дворе храма предков в честь отличившихся на службе государству (У-цзы, VI, 1).
15
Термины 'чичэ' и 'гэчэ', представляющие наименования различных видов колесниц, употреблявшихся в древней китайской армии, вызывают несколько разноречивые толкования. Цао-гун и Мэй Яо-чэнь определяют первый как 'легкие колесницы', второй как 'тяжелые колесницы'. Ли Цюань называет первые 'боевыми колесницами', вторые – 'легкими колесницами'. Ду Му понимает так: 'легкие колесницы' – это боевые колесницы, на которых в древности вели бой; что же касается 'гэчэ', то это, по его мнению, обозные, тяжелые колесницы, на которых перевозили оружие, вещи и снаряжение. Чжан Юй истолковывает эти термины по-иному: первые – это, по его мнению, колесницы для нападения, вторые – для обороны. Таким образом, совершенно ясно значение первого термина – 'чичэ': это колесницы, предназначенные для боя; их называют то 'легкими колесницами', то 'боевыми колесницами', то 'наступательными колесницами'. Сомнение вызывает второй термин: боевые ли это колесницы или только обозные фургоны? Ду Му считает их именно последними, но Чжан Юй полагает, что они являются также боевыми колесницами, только предназначенными для обороны. Другие комментаторы, не объясняя их назначения, называют их 'тяжелыми колесницами'. Однако Ли Цюань неожиданно именно к ним прилагает термин 'легкие колесницы', противопоставляя их 'боевым колесницам', в то время как Ду Му именно 'боевыми колесницами' называет только 'легкие'.
Я считаю, что Ду Му прав в том смысле, что первые, т. е. легкие колесницы, есть в точном смысле этого слова боевые, вторые же, т.е. тяжелые колесницы, являются прежде всего обозными. Мне кажется это верным по той причине, что на первых колесницах – очень подвижных и легких – помещались три тяжеловооруженных воина, ведшие бой, вокруг же располагались пехотинцы – 72 человека. Для быстроты продвижения эти колесницы были запряжены четверкой коней, покрытых кожаными панцирями для защиты от стрел. Ясно, что они предназначались для боя. Тяжелые колесницы для боя не годились уже по своей громоздкости. В трактате У-цзы упоминается, что их строили иногда размером 'больше дома' (У-цзы, Введение). кроме того, в них запрягали 12 волов, что одно указывает на их малоподвижность. К ним придавали также нестроевой состав – кашеваров, каптенармусов, конюхов, чернорабочих для подноски топлива и воды, всего 25 человек. Следовательно, они явно не предназначались для боя, по крайней мере для наступательных операций. Но в то же время они делались исключительно хорошо защищенными от стрел. В трактате У-цзы описывается, что их сверху донизу обивали кожами, прикрывали кожами колеса и т. д. (У-цзы, Введение). Поэтому, если во время похода легкие колесницы естественно шли впереди, а тяжелые сзади, то на стоянках легкие располагались внутри, тяжелые снаружи, образуя как бы укрепленный лагерь. Во время же боя тяжелые колесницы ставились позади фронта сплошной стеной и служили укрытием для своих солдат. Таким образом, когда Чжан Юй называет тяжелые колесницы оборонительными, он прав: это – большие, так сказать, бронированные обозные фургоны, используемые и как укрытие и при обороне.
16
Комментаторы пробуют определять, чему равнялась та тысяча миль, о которой говорит Сунь-цзы, в мерах их времени. Если взять самого близкого к нам по времени комментатора (из старых, конечно), который затрагивает этот вопрос, – Сорая, то он исчисляет один чжоуский фут в 7.2 японских дюйма его
