Ближний выход был уже закрыт, и потому ей пришлось выходить через дальний.
Почему ее понесло в тот переулок, она и сама не знала. Всю жизнь ведь боялась по нему ходить, даже днем, видно, предчувствовала что-то.
Эта пьяная или обкуренная компания семнадцатилетнего плебса вывернулась откуда-то внезапно. Иру мгновенно обступили какие-то молодые люди, кто-то схватил ее за руку, послышался чей-то пьяный голос:
– Ой, какая девушка… а что вы делаете сегодня вечером?
Вокруг заржали. Ира выдернула руку и буркнула:
– Отстаньте.
– Девушка нас не уважает… – издевательски продолжил тот же голос. – Она нами брезгует…
Ее тут же вновь схватили за руку и сразу же за другую.
– Нами не надо брезговать, девушка… а то мы обидимся.
Ей в лицо дохнуло перегаром, а затем чья-то рука рванула застежки блузки.
– Что вы делаете? – растерянно пролепетала Ира. – Перестаньте.
– Заткнись, шалава, – вновь дохнули ей прямо в лицо, – от тебя не убудет…
– Нет! Не смейте! – закричала Ира, но тут ей засветили такую оплеуху, что заболела челюсть.
– Тебе сказано – заткнись…
И в следующее мгновение ей резко задрали лифчик, обнажив грудь.
– Ты смотри, – заржал кто-то, – а сиськи-то – класс!..
И тут раздался глухой удар, и мимо пролетело чье-то тело.
– Эй, ты че…
Еще удар. Вопль. И удивленное:
– Мужик, ты… ля-я-я-а… ать… да ты… ах су… – Еще несколько ударов и топот множества разбегающихся ног. Ира почувствовала, как руки, державшие ее, куда-то исчезли, и обессиленно опустилась на землю. А в следующее мгновение над ней склонилось мужское лицо и сильный голос озабоченно спросил:
– Девушка, вам помочь?
Глава 7
Виктор сидел на кухне, обложившись томами Самуэльсона[6] вперемежку с Друкером,[7] и ожесточенно грыз карандаш. Время подходило к полуночи. Вдруг тихо стукнула дверь и послышалось торопливое шлепанье по полу маленьких ножек. Сонька подошла и, взобравшись на стул, серьезно заглянула отцу в глаза.
– Ты чего не спишь?
Но Сонька проигнорировала его вопрос.
– Пап, – серьезно начала она, – а где мама?
Виктор замер. Он давно ожидал подобного вопроса и… боялся его. Потому что не знал, что отвечать. Отвечать тем не менее было надо.
– Мама, – он тихонько вздохнул, – она ушла.
– Почему?
– Так получилось.
Похоже, Сонька что-то уловила в его лице, а может, бабушка что-то рассказывала… во всяком случае, она спросила:
– Она тебя обидела?
Виктор тихонько вздохнул.
– В общем, да.
Сонька задумалась.
– А если она придет и попросит прощения, ты ее простишь?
Виктор погладил дочку по головке.
– Я ее уже простил.
Сонька радостно вспыхнула.
– Значит, если она вернется – мы будем жить все вместе?
– Не знаю, – серьезно ответил Виктор.
– Почему?
Виктор снова вздохнул.
– Понимаешь, Сонь… вот помнишь, когда ты была совсем маленькой, то писалась в трусишки. И тебя никто за это не ругал.
Сонька серьезно кивнула.
– Ну вот. А если ты сделаешь это сейчас, то непременно поругают. Так ведь?
– Да, – кивнул ребенок.
– Так и другие люди: чем взрослее становятся – тем больше от них требуется. А мама – это вообще самая вершина, на которую может взойти человек, понимаешь?
Сонька мгновение подумала, а затем кивнула:
– Ага, а для вас, мужчин, – папа.
– Верно, – кивнул Виктор, – потому что можно стать самым знаменитым, самым богатым, самым талантливым, но если ты при всем при этом не сможешь стать настоящим папой… или мамой, то весь твой успех умрет вместе с тобой. Ну и ты как бы вместе с ним. А если станешь, то… нет.
Сонька вновь задумалась.
– А мама не смогла стать… мамой?
– Нуда.
– Но почему? Она же меня родила?
– Ну… это только первый шаг, – грустно усмехнулся Виктор, вспомнив, в какую панику ударилась Нина, узнав, что беременна, – можно сказать, самое простое из того, что нужно сделать, чтобы стать настоящей мамой.
Сонька опять задумалась.
– А если она уже научилась быть настоящей мамой?
– Ну… тогда, наверное, да, – кивнул Виктор, – только мы ведь пока этого не знаем. Вот поэтому я и сказал, что не знаю.
Сонька вздохнула.
– А я буду очень-очень сильно хотеть, чтобы она научилась.
– Тогда и я тоже, – усмехнулся Виктор.
Сонька просияла и, прильнув к нему, крепко обхватила его ручонками за шею.
– Я тебя очень-очень люблю!
– Я тебя тоже. – Виктор прижал ее к себе. – Ладно, беги спать…
Когда тихонько хлопнула дверь комнаты, он покачал головой и вновь пододвинул учебники. Он так боялся этого разговора, а оказалось, что все просто – достаточно было только сказать правду…
– До Шереметьево, шеф… и багажник открой.
Андрей послушно вылез из машины и… оказался в объятиях своего однокашника по училищу Гришки Покровского.
– Андрюха, братан!
– Гришка! – Андрей в ответ также стиснул приятеля в объятиях, а затем отодвинул его от себя, удивленно разглядывая. Гришка был в гражданке – в длинных брюках, рубашке и пуловере, но самая интересная деталь его костюма находилась на голове. Это была кипа – маленькая простенькая шапочка- колпачок, означающая, что ее носитель принадлежит к евреям-иудеям.
– А что… то есть как это ты?
– А вот так, – захохотал Гриша, – выяснилось, что у меня бабушка по маминой линии – еврейка. Всю жизнь звал ее бабой Олей, а она оказалась бабой Эльхой.
– Вот оно что… – протянул Андрей.
– Ну да, – радостно кивнул Гриша. В этот момент откуда-то послышался пронзительный женский голос:
