Мы видели, как четверка крепких лошадей пустилась резвой рысью, увлекая за собой карету, в которой ехали король и его семейство; последуем же за ними, наблюдая все подробности путешествия, как наблюдали мы все подробности побега. Событие это так значительно само по себе и оказало столь роковое влияние на судьбу беглецов, что малейшее происшествие на их пути представляется нам достойным внимания и интереса.
К трем часам утра начало светать; в Мо переменили лошадей. Король проголодался, и решено было почать запас провизии. Этот запас состоял из куска холодной телятины, который вместе с хлебом и четырьмя бутылками шампанского без пены заранее был сложен в погребец графом де Шарни.
Поскольку ни ножа, ни вилок не было, король кликнул Жана.
Жан, как мы помним, было дорожное имя г-на де Мальдена.
Г-н де Мальден приблизился.
— Жан, — сказал король, — дайте-ка нам ваш охотничий нож, мне нужно нарезать телятину.
Жан извлек из ножен свой охотничий нож и поднес его королю.
Королева тем временем выглядывала из кареты и смотрела назад, несомненно надеясь увидеть возвращающегося Шарни.
— Не хотите ли угоститься, господин де Мальден? — вполголоса спросил король.
— Нет, государь, отвечал г-н де Мальден, также понизив голос, — мне еще ничего не надобно.
— Прошу вас и ваших товарищей не церемониться, — сказал король.
Потом, обернувшись к королеве, которая по-прежнему выглядывала из кареты, он осведомился:
— О чем вы задумались, сударыня?
— Я? — и королева попыталась изобразить улыбку. — Я думаю о господине де Лафайете; возможно, сейчас у него изрядно испортилось настроение.
Потом она обратилась к г-ну де Валори, который в свой черед приблизился к дверце кареты.
— Франсуа, — сказала она, — по-моему, все идет хорошо, и, если бы нас должны были остановить, это уже было бы сделано. Никто не заметил нашего отъезда.
— Это более чем вероятно, государыня, — отвечал г-н де Валори, — поскольку я не замечаю вокруг никакого движения и ничего подозрительного.
Полно, полно, государыня, мужайтесь, все идет хорошо.
— В путь! — прокричал форейтор.
Г-н де Мальден и г-н де Валори вновь взобрались на козлы, и карета покатила дальше.
Около восьми утра дорога пошла в гору. Справа и слева дорогу обступал прекрасный лес, где щебетали птицы и первые лучи ослепительного июньского дня, подобно золотым стрелам, пронизывали кроны деревьев.
Форейтор пустил лошадей шагом.
Оба гвардейца соскочили с козел.
— Жан, — сказал король, — велите остановить карету и откройте нам дверцу: я хочу пойти пешком и полагаю, что и дети, и королева не откажутся от небольшой прогулки.
Г-н де Мальден подал знак, почтальон остановил лошадей; дверца распахнулась, король, королева, Мадам Елизавета и дети вышли, и в карете осталась только г-жа де Турзель, которой сильно нездоровилось.
В тот же миг кучка августейших путешественников рассеялась по дороге; дофин принялся охотиться за бабочками, а юная принцесса — собирать цветы.
Мадам Елизавета взяла короля под руку; королева шла отдельно.
Глядя на эту группу, которая разбрелась по всей дороге, на этих бегающих и играющих детей, на сестру, которая опиралась на руку брата и улыбалась ему, на задумчивую красавицу, оглядывавшуюся назад, на всю эту сцену, озаренную прекрасным утренним солнцем, под лучами которого лес простирал свою прозрачную тень до самой середины дороги, можно было предположить, что перед нами счастливое семейство, которое возвращается к себе в замок, к мирной, размеренной жизни, но уж никак не король и королева Франции, бегущие от трона, на который их вернут силой, чтобы потом возвести на эшафот.
Правда, вскоре суждено было свершиться неприятному происшествию, которое внесло в эту спокойную и безмятежную картину разные тревожные страсти, дремавшие до поры до времени в сердцах героев нашей истории.
Внезапно королева остановилась, словно ноги ее приросли к земле.
Примерно в четверти лье от них показался всадник, окутанный облаком пыли, летевшей от копыт его коня.
Мария Антуанетта не смела произнести: «Это граф де Шарни.»
Но из ее груди вырвался крик:
— А, вот и вести из Парижа.
Все обернулись, кроме дофина: беспечное дитя поймало бабочку и бегало с ней, совершенно не интересуясь вестями из Парижа.
Король, который был несколько близорук, достал из кармана маленький лорнет.
— Да, это, по-моему, господин де Шарни! — сказал он. — Да, государь, — подтвердила королева, — это
