Как же просто, оказывается, останавливать машины!
Когда войска отогнали вторгшихся ингушских бойцов от города, во Владикавказе был праздник. Около гостиниц пожилой осетин возбужденно, от души дал очередь из автомата. С соседнего дерева полетели, как подрубленные, ветки.
Праздновали победу и по-другому. Мне говорили, в гвардии кто-то праздновал ее на «бэтээрах», с автоматами. Были раздавленные, были убитые... Радость, она безгранична. И безрассудна.
С того дня победы стреляли только по ночам, да и не так азартно, как прежде. Однако днем люди все равно ходили с оглядкой. Еще до темноты улицы быстро пустели. Комендантский час можно было и не вводить.
Бои откатывались на восток, к границам Ингушетии, туда смещался интерес политической жизни. А столовые, кафе Владикавказа все равно не работали. Даже рынок был закрыт.
В Совете Министров Северной Осетии нам, группе оголодавших журналистов, разрешили поездку по освобожденным районам. Желающих, правда, набралось немного, побаивались диверсантов на дорогах — появились и такие.
Мой слух резанули слова — «освобожденные районы»... От кого освобожденные? От сограждан? От вчерашних соседей?
Война очень быстро делит людей на своих и врагов.
Сперва нам, журналистам, предложили ехать на «бэтээре». Но сидеть в «консервной банке» удовольствия мало — ничего же не видно. После долгих уговоров, переговоров, ожиданий и согласований нам наконец дали автобус, сопровождать который должны были два «бэтээра» — спереди и сзади.
Однако сопровождение вышло иным. Автобус пристроили к хвосту танковой колонны, которая шла на Назрань, столицу Ингушетии. Тридцать легких танков впереди — царское сопровождение!
Разрешили доехать до селения Чермен, оно в двенадцати километрах от Владикавказа. Там только-только закончился бой, и селение было вновь осетинским.
Через каждый километр на шоссе баррикады — чьи, осетинские ли, ингушские? — теперь около них стояли российские солдаты, «бэтээры», легкие танки.
Перед въездом в Чермен валялись горелые легковушки, матрасы, ковры, заляпанные грязью, шоссе перегораживал завал из тракторов и сельскохозяйственной техники, но для наших танков этот завал — не проблема.
Привычный пейзаж войны...
Чуть в стороне, в селении Донгарон, еще шел бой. Цепкий, изнурительный бой. На измор. Там, в домах, как нам сказали, и засели ингушские боевики. Они, видно, автоматами и гранатометами стремились доказать свои права на родные дома. По ним методично били «бэтээры», короткими очередями — солдаты.
Некоторые дома горели. Высоченные столбы черного дыма поднимались к самому небу и растекались по нему. Над селением висела огромная черная туча из дыма и душ убитых.
Красивым был Чермен и богатым. Его называли смешанным селением. Около трех тысяч осетин и чуть больше ингушей жили здесь бок о бок, деля кусок хлеба. Местные осетины одни из первых приняли сюда вернувшихся из ссылки ингушей, дали им кров, работу.
А сейчас те же осетины и ингуши яростно стреляли друг в друга — их разделила война.
Кто лучше стрелял, мне сказать трудно, так же как трудно сказать, кто лучше работал в колхозе. Осетины ни в чем не уступали ингушам.
Из полутора тысяч дворов в Чермене я не видел ни одного бедного, неухоженного. Наоборот, один дом соревновался с соседним своей архитектурой, убранством и продуманным хозяйством. Еще недавно так было.
Ныне обезлюдели улицы Чермена, отгорели дома после вчерашнего боя. Запах огромного пожарища стоял всюду. Ошалевшие овцы, очумевшие коровы бродили тут и там. Около одного дома выл на цепи пес...
Десятки сожженных домов и автомашин. Зачем? Раздавленные коровы. Зачем? Огромная свиноматка, убитая и изуродованная кем-то. Детская коляска около дороги со следами крови. Неподалеку новый велосипед и простреленная кепка...
Мы оставили Чермен быстро, слишком трудно видеть все это. Порой казалось, что не было никакого
