успеть подняться. Базовый лагерь ничего не знает обо мне, и вероятно, ночью меня начнут искать. Единственный выход — спуститься до вечерней связи (19.00) на 6500.
Я понимал, что надо торопиться. Спуск начал в 16.30. Снова колющая боль в боку. На каждой верёвке приходилось отдыхать несколько раз. Пройдя пятнадцатую верёвку, увидел, что солнце заходит. Необходимо было спуститься со стены на ледник засветло. Но у меня это не получалось. На лёд вышел в темноте. Добраться к связи до 6500 не успел. Достигнув палатки лагеря-1, я швырнул в неё рюкзак, затем ввалился сам. Все вытаращили на меня глаза. Сначала не узнали, потом раздался дружный вздох облегчения. И тут же Валиев сообщил по рации Тамму: “Шопин пришёл”.
Оказалось, что искали Эдика и меня. Бэл поднялся в лагерь-3 и очень долго ждал Эдика. В 19.00 он передал по рации, что Мысловского нет. И конечно, все забеспокоились. Из-за этого продлили связь. Оказалось, что Эдик уснул где-то на перилах во время подъёма к лагерю-3. Не дождавшись Мысловского, Бэл в сумерках начал спуск и здесь столкнулся с Эдиком. На 7800 они поднялись вместе и здесь заночевали. С этого момента им предстояло работать на такой высоте вдвоём целый день и две ночи. (Ночь без кислорода — это тоже работа.) Вероятно, здесь Бэл почувствовал, что сможет работать на высоте без кислорода.
На 6500 собралась группа Валиева, шерпы и мы с Колей Чёрным. Когда выяснилось, что оба “пропавших” найдены, все наконец успокоились. Организовали общий ужин. Но есть я ещё не мог. Валера Хрищатый подал мне в спальный мешок кружку со смесью, которая, по его словам, способна поставить на ноги любого обессиленного (молоко с мёдом и маслом). Выпив её, я уснул.
13 апреля. Мы с Колей проводили уходящих наверх. Шерпы делали ходку до 7350 с возвращением. Алмаатинцы забрасывали грузы с 7350 на 7850.
Очень медленно мы двинулись вниз по леднику. Я чувствовал себя неважно и шёл впереди на Колиной страховке. Стоять я мог, лишь опираясь на палки. Опять беспокоила боль в боку. Часто приходилось останавливаться, чтобы переждать приступ. Коля терпеливо дожидался в стороне.
В лагере 6100 встретили группу Иванова. Она шла сменить на обработке маршрута Бэла с Эдиком. Ребята накормили нас обедом. Я и Коля спешили вниз и петому вскоре ушли. Пока отдыхали, шерпы утащили наверх верёвку, которой мы связывались с Колей.
Теперь пришлось спускаться по ледопаду без связки, что сильно замедлило движение. Особенно заставила поволноваться широкая трещина в нижней половине ледопада. Лестница висела над ней, одним концом не касаясь льда. Перила были натянуты, как струна, и казалось, вот-вот лопнут. Дальше идти стало спокойнее. Мы заметили, что в нижней части ледопада бугры начинают сглаживаться, а вот в средней части образуются широкие трещины и провалы. Менее всего подвержена изменениям верхняя часть ледопада. А вот и последний взлёт перед лагерем. Мне казалось, что я никогда его не преодолею.
Всеобщий восторг вызвал в лагере Колин голос. Понять Колю можно было только очень хорошо прислушавшись. Изрядно удивил всех и я, когда после взвешивания во всей одежде и в валенках оказалось, что мой вес — 61 килограмм (обычно чистый мой вес — 72 килограмма).
Слава Онищенко находился ещё в базовом лагере. На меня его вид произвёл угнетающее впечатление. Кроме жуткой худобы, бросались в глаза нечёткая координация, непроизвольные движения головой и руками. Свет Петрович поставил Славе Онищенко капельницу. Завтра его должны отправить в Катманду и далее — в Москву.
На вечерней связи мы узнали о том, что Бэл с Мысловским провесили ещё несколько верёвок и первыми из советских альпинистов перешли рубеж 8000 метров.
14 апреля. Славу Онищенко спускают вниз. Вместе с ним мы отправляем домой письма.
15 апреля. В этот день в базовый лагерь спустились Бэл и Мысловский. Шли они довольно медленно, потому что ледопад очень изменился: в средней части завалило и смяло лестницы и верёвки. Бросилось в глаза, как они похудели. Никто из нас ещё не работал наверху так долго. Встретили их очень тепло.
Вечерняя связь сообщила, что, несмотря на непрекращающийся снегопад, работа на маршруте идёт вовсю. От вершины нас отделяет совсем немного. И впереди просматривается путь, который должен вывести на западный гребень.
17 апреля. Наша четвёрка решила спуститься на отдых в лесную зону, до монастыря Тьянгбоче (3800). Для сопровождения нам выделен носильщик Падам, который понесёт продукты.
Через три часа неторопливой ходьбы добрались до Лобуче. Отсюда начиналась хорошая тропа. Поэтому дальше мы рванули вниз без остановок, так как хотели добраться до монастыря засветло. Падам продолжал двигаться в своём темпе.
Где-то после Лобуче я перестал наконец ощущать боли в левом боку. В сумерках добрались до последнего моста через реку Дуд-Коси. Поляну выбирали уже в темноте. Развели костёр. Здесь было так тепло, что палатку решили не ставить. Сразу после ужина завалились спать. Уже не было сил отползти от костра, и каждый уснул там, где свалила его усталость. Впервые за много дней сон был удивительно глубоким. Ночь пролетела, как одно мгновение.
Разбудил только что пришедший Падам, чудом разыскавший нас среди кустов. Первым утренним ощущением было тепло и солнечные лучи и, конечно, забытые запахи земли, листьев, цветов. А вокруг такой живительный после белого снега и чёрных скал зелёный цвет — сосны, берёзы, цветущие рододендроновые деревья.
Два дня в лесу пролетели незаметно. В первый же день ходили в монастырь. Монастырь небольшой, каменный. При нём школа послушников, в которой будущие ламы учатся писать палочками на чёрной дощечке, посыпанной пудрой. Юноши пишут старотибетскую молитву, имеющую много сокровенных и символических смыслов: “Ом мане падмэ хум” (“Славься, драгоценный камень, в цветке лотоса”). С интересом разглядывали мы молельные барабаны, закреплённые на вертикальной оси. Барабанов множество. Расположены они снаружи, у стен храма. На каждом из них написана та же самая тибетская молитва. Для того, чтобы пообщаться с богом, молящемуся достаточно покрутить барабан. Самый большой из молельных барабанов имел диаметр около двух метров и стоял в отдельном помещении. Мы тоже покрутили его, чтобы боги не очень возражали против нашего покорения Эвереста.
Были и небольшие прогулки по окрестностям монастыря — за дровами или для того, чтобы полюбоваться на уларов и кийков (горные козлы). И птиц, и козлов здесь множество. Тьянгбоче относится к территории национального парка “Сагарматха”. Охота здесь запрещена, и потому звери не боятся людей. Ломать деревья здесь тоже не полагается, и мы собирали для костра хворост.
Нам удалось перехватить караван со свежими овощами и мясом, поднимающийся в наш базовый лагерь. Это было подлинной удачей, так как основное время проходило теперь в приготовлении пищи.
Погода нас не баловала: моросил дождь. Но на него мы просто не обращали внимания.
19 апреля. Вечерняя связь сообщила, что меня и Колю вызывают в базовый лагерь. Мы ещё не знали, для чего. Предполагали, что готовится к выходу на маршрут группа из тех, кто ещё не очень хорошо акклиматизировался. Я подумал о том, что вот и “аукнулся” мне преждевременный спуск из лагеря-3. Но ведь во время акклиматизации и работы на маршруте каждый мог почувствовать себя плохо. Такие случаи были и в других группах.
20 апреля. Эдик принял решение — подниматься в базовый лагерь всем вместе. Бэл поддержал его. В этот день мы поднялись до Лобуче. Пасмурно и ветер. С утра шёл дождь, после обеда — снег. Ночевали в “лоджии” (каменный дом, в котором одну половину занимают хозяева, другую — сплошные двухэтажные нары для ночующих путников).
У нас были с собой мясо и свежая картошка. Воспользовавшись хозяйским костром, мы приготовили прекрасный ужин. К нашему столу собралась вся компания ночлежников “лоджии”: четверо туристов из
