Этого не будет никогда! Упрекая себя в бесстыдстве, Шимейн решительно отогнала прочь назойливые мысли. Прижав к уху подушку и отгородившись от звуков, она принялась мысленно читать все стихи, которые знала наизусть. Постепенно ей удалось убаюкать себя. Вздохнув, Шимейн перевернулась на другой бок и поплыла в царство Морфея.
Внизу, в своей одинокой постели, Гейдж пытался затушить пламя страсти, лишающее его сна. Перед глазами вставало мучительное видение — Шимейн, лежащая наверху, в узкой кровати — тяжелые косы извиваются на обнаженной груди, руки тянутся к нему… Он видит блеск желания в ее глазах, видит, как приоткрываются пухлые губы, жаждая поцелуя. Всеми фибрами своего существа он чувствует возбуждение и восторг, представляя, как проникает в ее лоно, а стройные ноги Шимейн обхватывают его тело. Но страсть не находила выхода, а возбуждение мешало заснуть. С трудом он заставил себя думать о другом, менее приятном, что в конце концов принесло ему покой и глубокий сон.
Желая отвлечься от беспокойных мыслей о привлекательном лице и стройной фигуре хозяина, Шимейн вдруг вспомнила о двух лошадях, которых Гейдж держал в конюшне. Помимо кобылы, которую Гейдж запрягал в повозку, отправляясь в Ньюпорт-Ньюс, Шимейн видела в загоне рослого жеребца. Ей пришло в голову, что неплохо бы научить Эндрю ездить верхом. Об этом она заговорила сразу же, как только Гейдж вышел к завтраку.
— Мистер Торнтон, можно ли ездить верхом на какой-нибудь из ваших лошадей?
— Обе они выезжены под седло и упряжь, — ответил Гейдж, усаживая Эндрю на детский стульчик. — Жеребец упрям, с ним справится только опытный наездник, а кобыла смирна и послушна. А в чем дело?
Шимейн поспешно объяснила:
— Я хотела узнать, позволите ли вы мне поучить Эндрю ездить верхом — после того как я закончу хлопоты по дому.
— Это можно устроить, — отозвался Гейдж, садясь на скамью. — Сообщите, когда будете готовы, и я оседлаю кобылу. Для Эндрю она будет в самый раз.
— Вам незачем беспокоиться, — улыбнулась Шимейн. — Отец еще в детстве научил меня седлать лошадей.
— Ну, по крайней мере я помогу вам, — настаивал Гейдж, наполняя тарелку Эндрю.
Шимейн сложила руки на коленях, попытавшись осторожно отказаться от его помощи.
— Благодарю вас за предложение, мистер Торнтон, но мне жаль отрывать вас от работы — тем более что я сама способна справиться с лошадью. Эндрю пора учиться ездить верхом. — Она рассудила, что лучше будет держать хозяина на расстоянии, чтобы охладить собственный пыл. Шимейн хотела только попросить у него разрешения покатать Эндрю на лошади и отвлечься. Отведя взгляд, Шимейн произнесла: — А еще я хотела узнать, позволите ли вы мне проехаться вместе с Эндрю?
Гейдж удивился, увидев, как блестят ее глаза — словно прекрасные изумруды на фоне белков.
— В конюшне хранится дамское седло Виктории, — растерянно произнес он. — Если хотите, можете взять его.
— Спасибо, мистер Торнтон, — робко отозвалась Шимейн, пододвигая к нему корзину с хлебцами, — но, думаю, будет лучше, если мы с Эндрю проедемся без седла. Ваше седло для него слишком велико, да и мне будет трудно удержаться в нем.
Эндрю внимательно прислушивался к их разговору, и наконец, улучив минуту, пока взрослые обменивались взглядами, спросил, повернувшись к Шимейн:
— Шимейн и Энди поедут на лошадке?
Она кивнула.
— Как только я закончу все дела.
— Я буду помогать! — с жаром вызвался малыш.
К середине утра Шимейн наконец подсадила Эндрю на кобылу, села позади него и расправила пышные юбки. Мальчик с восторгом внимал объяснениям Шимейн. Он оказался способным учеником и вскоре уже сам правил лошадью под бдительным надзором Шимейн.
Гейдж почти ничего не видел сквозь запыленные окна мастерской — не помогло даже то, что он протер их влажной тряпкой, оставив на стекле мутные разводы. Заметив Шимейн и Энди на заднем дворе, он почувствовал, что рвение, с которым он в этот день приступил к работе, начинает угасать. Он не обращал внимания на суетящихся вокруг подмастерьев, не слышал обращенных к нему вопросов. Утром, за завтраком, Гейдж почувствовал, что Шимейн не хочет, чтобы он присутствовал на уроке, но как он ни сдерживался, вид стройной фигуры Шимейн в седле завораживал его, вызывая растущее желание рассмотреть ее поближе. Наконец Гейдж прекратил внутреннюю борьбу, приглушенно чертыхнулся и вышел из мастерской. Слай и другие работники подталкивали друг друга и многозначительно перемигивались.
Первым делом Гейдж обратил внимание на возбуждение и восторг Эндрю, а также несомненные познания служанки в верховой езде. Шимейн прекрасно держалась в седле.
— Папа, иди к нам! — весело позвал малыш и указал на место за спиной Шимейн. — Повези нас на дорогу!
Усмехнувшись, Гейдж приблизился к лошади. Шимейн охватила паника при мысли, что ей придется сидеть между мальчиком и его отцом.
— Сейчас я спешусь, и вы проедетесь с Эндрю.
— Не надо, — возразил Гейдж. — Некоторое время кобыла выдержит наш вес.
— Но у меня есть дела… — попыталась улизнуть под благовидным предлогом Шимейн, не желая вспоминать ощущения, уже испытанные однажды, во время урока стрельбы.
Гейдж прищурился:
— Вы же пообещали покончить с делами.
Шимейн выдержала его пристальный взгляд, нервно прикусив нижнюю губу мелкими белыми зубами. Ей не хотелось, чтобы Гейдж считал ее обманщицей, а кроме дел, никаких оправданий она не находила. Гейдж не стал ждать, когда Шимейн найдется с ответом: быстрым движением вскочил на спину лошади и уселся позади девушки. Потянувшись, он забрал у Эндрю поводья.
— Держите Эндрю, — велел он Шимейн, чувствуя, как напряглась ее спина, — и попытайтесь расслабиться. Вы же как кипарисовая доска.
В его тоне Шимейн уловила насмешку и с трудом сдержалась, чтобы не выпалить, почему она не в состоянии расслабиться. Она не могла не обращать внимания на прикосновение крепких мужских бедер к ее ягодицам. Тепло груди Гейджа сводило ее с ума. Но любые протесты, которые вертелись на языке, только выдали бы истинную причину ее опасений.
Гейдж развернул кобылу и слегка коснулся пятками ее боков, пуская животное неторопливой рысью. Он правил легко, и, как показалось Шимейн, достаточно умело — наверняка не оконфузился бы в обществе искусных наездников, с которыми она некогда была знакома. Впрочем, лучше оценить навыки Гейджа она сумела бы, если бы не сидела буквально у него на коленях.
Дорожка извивалась между деревьев, под высоким навесом переплетенных ветвей. Впереди через тропу перемахнули два оленя и мгновенно исчезли в глубине леса, вызвав у Эндрю испуганный и восхищенный крик. Гейдж перевел кобылу на шаг и любовался юной женщиной, оказавшейся в его объятиях. Он восхищенно ласкал взглядом ее маленькое ухо и нежно-белый затылок, где завитки волос выбились из тяжелого узла. Его пьянил аромат кожи Шимейн. Прикосновение к ее телу доставляло Гейджу небывалое наслаждение.
Нервный взгляд, брошенный Шимейн через плечо, дал Гейджу понять, что она остро сознает его близость и готова спрыгнуть с лошади и убежать в дом. Пока Шимейн молчала, но неловко ерзала каждый раз, когда Гейдж придвигался к ней вплотную, не устояв перед искушением.
У неглубокого ручья, который питал пруд, находящийся неподалеку от дома, Гейдж пустил кобылу вдоль берега быстрой рысью, и Эндрю и Шимейн завизжали от холодных капель, брызжущих из-под копыт.
— Еще, папа, еще! — развеселился Эндрю.
— Ну, если ты настаиваешь… — Гейдж завел кобылу поглубже в ручей, вызвав у спутников взрыв смеха и визга.
— Я промокну! — сквозь смех взмолилась Шимейн.
— Ничего, день теплый, — отозвался Гейдж.
— Но вода-то холодная! — запротестовала она и ахнула, окаченная целым ливнем капель. Она вытерла
