— Снимите плащ, мадам. Поговорим.
Кат расстегнула золотые застежки. Аккуратно положив плащ на стул, она снова повернулась к Генриху. У него было чувственное, красивое лицо с темно-карими бархатными глазами. Король оглядел гостью с явным одобрением. Взор его обласкал прекрасное лицо, а затем нескромно задержался на пышных грудях, выпиравших над вырезом платья.
— Великолепно! — выдохнул он наконец. — Мне вполне понятно страстное желание Джеймса Стюарта заполучить вас обратно, мадам графиня.
Хотя в глубине души Катриона и ожидала этого, потрясение оказалось слишком велико. Она слегка пошатнулась. Король мгновенно оказался рядом и обвил ее талию своей сильной рукой.
— Я не поеду обратно, монсеньор. Разве что в гробу!
Генрих расстроился.
— Ах нет, дорогая, я не могу такого допустить.
Кат снова закачалась, и король, подхватив ее на руки, быстро перенес в занавешенный альков на кровать. Его длинные тонкие пальцы умело ослабили шнурки корсажа. Налив в кубок немного янтарной жидкости, он обнял графиню рукой за плечи и заставил выпить.
У Кат перехватило дыхание, и она закашлялась.
— Боже мой! Виски!
— Отличное восстанавливающее средство.
Вдруг осознав, что сидит почти раздетая, Кат изо всех сил попыталась зашнуровать корсаж, но тут она вновь почувствовала головокружение и только откинулась назад. Король склонился над ней, мягко зажав между своими руками.
— Не бойтесь, дорогая. Я не заставлю вас ехать обратно к вашему королю. Совершенно ясно, что он вам отвратителен, а я никогда не думал, что стоит принуждать женщин. В битве полов нежная уступка гораздо очаровательнее изнасилования.
Карие глаза жгуче ее обласкивали, и Кат поняла, что краснеет. Она услышала его бархатный голос.
— Уступаете ли вы мне, дорогая? — спросил король, и она едва успела прошептать «монсеньор», как уста ей накрыл его горячий рот.
Готовая пережить то же, что и с Джеймсом, графиня с удивлением ощутила трепет. Тело расслаблялось. Глаза ее закрылись, и она глубоко вздохнула.
А Генрих негромко засмеялся, его тонкие пальцы быстро расшнуровали корсаж, обнажив гостью до талии.
Рот короля спустился по ее стройной шее к шелковистым шарам грудей. Она не смогла остановить его, хотя какой-то краткий миг и пыталась, несмотря на возмутительно сладостные ощущения, которые на нее накатывали. Так было нельзя! Она его даже не знала.
— Нет, нет, дорогая, — ласково возразил король, вжимая ее спину в подушки. — Вы хотите этого не меньше меня.
И пораженная. Кат осознала, что король говорит правду. Она не знала его, однако ей нужно было его настоящее мужское тело, чтобы заново утвердиться в своей чувственности. С Джеймсом она ощущала себя шлюхой.
С Генрихом Наваррским, почти что незнакомцем, снова чувствовала себя живой и женственной.
Губы мужчины чертили узоры по ее трепещущим грудям, шли ниже к дрожащему пупку. Широкие мягкие руки ласкали ее с таким умением, что дух захватывало, и она даже почти лишилась чувств. Эти руки проникли под ее пышные юбки, поглаживали атласные бедра, а затем перешли к самому сокровенному. Внутри нее накапливалось мучительное пульсирующее напряжение.
Учащенно дыша, она закричала: «Монсеньор!», а когда жесткий орган вошел в нее, благодарно расплакалась.
Король двигался мягко, радуясь ее страстному ответу, с готовностью задерживаясь в ее теплой плоти и следя, чтобы она, ощущая миг своего великого наслаждения, обрела его вполне. Затем, вознеся ее в последний раз к высотам блаженства, Генрих и сам испытал его. Возбужденная этим искусным любовником, Кат лишилась чувств, а затем, не открывая глаз, погрузилась в расслабленный сон.
Несколько часов спустя, когда графиня проснулась, король сразу подошел к ней с бокалом охлажденного вина.
Вспомнив, что произошло между ними, она зарделась и приняла подношение, опустив взгляд.
— Посмотрите на меня, дорогая, — нежным голосом приказал Генрих и рукой властно поднял ее лицо. — Мне жаль Джеймса, и, конечно же, я завидую моему другу лорду Ботвеллу, — сказал он.
Изумрудные глаза графини широко раскрылись, и она проглотила комок, поднявшийся в горле.
— Вы… Вы знаете Френсиса?
— Да, милая, знаю. Мы немало вместе поразвлекались, пока он по-глупому не убил на дуэли одного де Гиза. А у меня и так достаточно хлопот с этой семьей, и я вынужден был изгнать из Франции своего друга.
— Тогда вы, очевидно, знаете, что я еду в Неаполь, чтобы выйти за него замуж?
— Да, милая.
— И вы с самого начала не собирались препятствовать мне?
— Да, милая.
— О-о-о-о!
Кат раскрыла глаза от возмущения. В ярости она соскочила с кровати и отчаянно принялась снова себя зашнуровывать.
— Боже мой, монсеньор! Как вы могли? Как вы могли?
Генрих Наваррский не смог удержаться и рассмеялся заливистым смехом. Он ухватил маленькую ручонку, колотившую его по груди.
— А дело в том, чудесное вы создание, что в окружении целого двора, полного восхитительных, ластящихся красавиц, Френсис только и делал, что вздыхал да грезил о вас! Я не мог поверить, что существует такое совершенство. Но теперь, — и король улыбнулся, глядя на нее сверху, — я верю, дорогая моя!
Он поднял ее лицо.
— Вы же не расскажете моему доброму другу Френсису, что я так постыдно воспользовался вами? Ведь не скажете, милая?
Губы Кат задрожали.
— Вы несносный человек, монсеньор, — выговорила она Генриху, начиная помимо своей воли смеяться.
Пальцы хозяина алькова умело зашнуровали ей корсаж.
— Разве так было страшно наше деяние? У меня создалось впечатление, что вы наслаждались не меньше моего.
Их глаза встретились, и король услышал ответ:
— Наслаждалась, монсеньор, но по причине, о которой вы не подозреваете.
— Скажите же!
— На прошлое Рождество мой сын женился на Изабелле Гордон, и Джеймс Стюарт приехал в Гленкерк, чтобы проводить дни на охоте, а ночи — в моей постели.
Когда он прикасался ко мне, я ничего не ощущала. Чтобы не оскорбить короля, я была вынуждена изображать чувства, которых не испытывала. После нескольких таких ночей я стала бояться, не случилось ли уж со мной чего-нибудь.
— А сегодня, — ухмыльнулся Генрих, — вы обнаружили, что с вами ничего не случилось, так?
— Да, — тихо ответила она.
— Я счастлив своим вкладом в ваше успокоение, мадам графиня, — сухо молвил король.
Катриона озорно улыбнулась.
— Не изображайте из себя обиженного, монсеньор!
Это вы меня соблазнили!
Генрих улыбнулся тоже.
— Не буду отрицать, мадам, что мы провели восхитительные минуты. — Он прикоснулся пальцем к ее
