носу и вздохнул. — Но теперь вам надо ехать обратно в замок вашего дядюшки и готовиться к путешествию в Италию.
Кат схватила его руки и поцеловала.
— Спасибо, спасибо, монсеньор! Тысячу раз спасибо!
Король снова взял ее лицо в свои ладони.
— Вы очень любите его, да, милая?
— Да, монсеньор, люблю. Эти три года тянулись страшно долго и одиноко. Без него я жила лишь наполовину.
— А я подобных чувств ни к кому не испытывал, — вздохнул Генрих.
— Не думаю, что такая любовь выпадает многим, и не понимаю, почему выпало именно нам с Френсисом, но это так!
Генрих нежно провел пальцем по ее щеке.
— Как вы прекрасны, дорогая, со всей вашей невинной любовью, которая светится в этих чудесных зеленых глазах. Спокойно отправляйтесь к вашему ненаглядному повесе и передайте, что я по нему скучаю. Каким бы украшением вы оба стали для моего двора!
Взяв плащ Катрионы, король бережно накинул его на плечи. Потом за руку проводил до выхода и открыл дверь.
— Вот она, святой отец, жива и здорова.
Напоследок Генрих поцеловал ей руку и сказал:
— Прощайте, мадам графиня.
Дверь в комнату закрылась, и Кат осталась в коридоре одна с Ниаллом Фиц-Лесли. Священник отвел ее обратно к карете. А когда они уже спокойно ехали, спросил:
— Итак, мадам, вы уходите из лап льва невредимыми?
Графиня рассмеялась.
— Почти, святой отец. И все-таки мне понравился ваш король.
— Тогда вы свободны и можете продолжить путь к лорду Ботвеллу?
— Да, Ниалл. Свободна.
На следующий день обе семьи Лесли собрались попрощаться с Кат. После ужина графиня удалилась сразу же, как только позволили приличия; выезд она назначила на раннее утро. И ее экипаж, и вторая, меньшая, повозка, оказавшаяся нужной для разросшегося гардероба, уже были загружены, оставалось только запрячь. Тем же самым утром прибыл маркиз де ла Виктуар с грамотой свободного проезда, выписанной от Генриха Наваррского для мадам графини Гленкерк. Эта бумага позволит ей беспрепятственно проехать не только по Франции, но и по некоторым итальянским княжествам.
Глубокой ночью Кат внезапно проснулась, почувствовав, что в темной спальне она не одна. В ногах ее кровати молча стоял какой-то мужчина. Она сразу узнала его.
— Что тебе надо, Жиль?
— Как ты поняла, что это я, Катрин?
— Кто же еще посмеет вторгнуться ко мне?
— Ты и в самом деле покидаешь нас утром?
— Да.
— Почему же?
— Потому что, — терпеливо, словно ребенку, объяснила она, — я еду в Неаполь, чтобы выйти замуж за лорда Ботвелла.
— Этот мужчина не для тебя, Катрин! Он жестокий и грубый викинг. Он убил моего друга, Поля де Гиза. Ты не знаешь, какой он на самом деле!
— Это ты не знаешь лорда Ботвелла, Жиль. Я же знакома с ним уже много лет. Я люблю его и всегда любила.
Жиль замолчал, а потом она услышала его резкий вздох.
— Ты! Тогда это ты — та женщина, по которой он страдал! Это из-за тебя он презрел и оскорбил Кларис де Гиз.
Жиль перешел из темноты в полусвет и встал у края кровати. Его голос стал напряженным и мстительным.
— В отместку мы лишили Ботвелла почти всего состояния, а потом король изгнал его. Когда этот нечестивец покидал Францию со своим вшивым слугой, то у них не оставалось ничего, кроме платья, что было на них, и лошадей, на которых они ускакали. И теперь ты хочешь найти его и усладить ему жизнь? Мой лучший друг мертв! — В глазах у Жиля де Пейрака засверкал все тот же странный золотистый огонь. — А любопытно, прекрасная моя кузина, как твой возлюбленный примет тебя, зная, что я поимел тебя как животное. А он узнает!
— Жиль! — Она нарочно повысила голос, но кузен до того распалился, что даже и не заметил. — Жиль! Немедленно убирайся из моей спальни!
Из гардеробной послышался тихий шорох, и Кат с облегчением поняла, что служанка проснулась.
Жиль де Пейрак протянул руку. Схватив за вырез ее рубашки, он легко разорвал прозрачную ткань. Ничего уже поделать графиня не успела, кузен сразу бросился на нее. Она отчаянно завизжала, но мерзавец приглушил этот визг своей ладонью. Она яростно изворачивалась всем телом, пытаясь ускользнуть от ненавистных пальцев, которые щипали ее и причиняли боль. Черные глаза Жиля безжалостно блестели, в них мерцал безумием золотистый огонек.
— Так! — возбужденно шептал Пейрак. — Отбивайся! Отбивайся! Я люблю, когда женщины отбиваются.
«Боже мой, — подумала Катриона, — он же сумасшедший! Но я не дам себя снова изнасиловать! Не дам!»
Но внезапно руки Жиля оказались заломлены назад, а сам он уже болтался в воздухе.
— Я предупреждал тебя, парень, — тихо произнес Конолл и вонзил кинжал ему в сердце.
Дикие глаза Пейрака удивленно расширились, а затем потеряли всякое выражение. Он рухнул на пол. Ошеломленная Катриона увидела, как из темноты шагнул Ниалл. Совершив последний обряд, святой отец приказал:
— Сбросьте тело со стены у служебных ворот. Пусть его примут за разбойника.
Эндрю и Конолл молча подхватили труп и унесли из комнаты.
Судорожно вздохнув, Катриона от облегчения заплакала, едва ощущая, что кто-то привлекает ее к своей широкой груди. Бережно поддерживая графиню, Ниалл поглаживал рукой ее золотистые волосы. Внезапно он почувствовал, что к нему прижимаются мягкие обнаженные выпуклости. Сердце священника дико забилось, и на короткий миг он закрыл глаза, наслаждаясь. Затем, собрав остатки самообладания, тихо произнес:
— Жиль де Пейрак был развратным чудовищем, он, можно считать, убил свою жену. Я хочу, чтобы вы забыли о том, что произошло сегодня. С вами все в порядке?
Все еще прижимаясь, Катриона обратила к нему лицо, залитое слезами, и он простонал:
— Господи, Катриона! Не смотрите на меня так! Я священник, но тоже мужчина!
— Тогда отпустите меня, Ниалл! Я чувствую, как вы дрожите. Идите, пока мы не сотворили глупости.
Священник нехотя выпустил ее, и графиня прикрыла свою наготу простынями. Хотя служители церкви и нарушали частенько обет безбрачия, сам Ниалл никогда раньше не испытывал соблазна. Прежде чем сделать окончательный выбор, он поимел многих шлюх и никогда не жалел, что отказался от плотских радостей. Но теперь, как бы прочитав его мысли, Катриона сказала:
— Честные сомнения укрепляют веру, святой отец!
Спасибо за то, что спасли меня, но теперь я отдохну.
Скоро рассветет, и, что бы ни случилось, сегодня я непременно должна уже быть в пути.
Он тупо кивнул.
— Не выслушаете ли вы мою исповедь перед тем, как я уеду? Думаю, лучше не выносить эту тайну из семьи.
Вновь обретя голос, Ниалл с готовностью ответил:
