– Не знаю. Ты воспользовался зажигалкой?
– Конечно нет. Спичками.
– Такими?
Джимми повел подбородком в сторону Хейверс, как бы говоря: «Вы меня не поймаете».
– Это ее спички.
– Знаю. И спрашиваю, воспользовался ли ты спичками на картонке, если не пользовался зажигалкой.
Мальчик опустил голову, сосредоточив свое внимание на пепельнице.
– Спички были такие? – снова спросил Линли.
– Пошел к черту, – пробормотал он.
– Ты привез их с собой или взял спички в коттедже?
– Он свое получил, – сказал Джимми, сам себе. – н свое получил, а дальше я прикончу ее. Вот увидите.
Раздался стук в дверь. Сержант Хейверс пошла открыть, последовал разговор вполголоса. Линли молча наблюдал за Джимми Купером. На лице мальчика застыло выражение безразличия, и Линли мог только догадываться, сколько боли, вины и горя скрывалось за этим выражением.
– Сэр? – позвала его Хейверс.
Линли подошел к ней. В коридоре стоял Нката.
– Прибыли с докладами из Малой Венеции и Собачьего острова, – сказала она. – Они в дежурке. Выяснить, что там?
Линли покачал головой и обратился к Нкате;
– Принесите мальчику поесть. Снимите отпечатки. Попросите его отдать обувь добровольно. Я думаю, он согласится. И еще нам потребуется что-нибудь для анализа ДНК.
– Это будет сложно, – сказал Нката.
– Его адвокат приехал?
– Пока нет.
– Тогда попробуйте склонить его к добровольному сотрудничеству, прежде чем мы его освободим.
– Освободим его? – быстро перебила Хейверс. – Но, сэр, он же только что сказал нам…
– Как только приедет его адвокат, – словно не слыша, закончил Линли.
– У нас проблемы, – заключил Нката.
– Действуйте быстро. Только, Нката, не волнуйте мальчика.
– Понял.
Нката пошел в комнату для допросов, Линли и Хейверс направились в дежурную. Она располагалась недалеко от кабинета Линли. На стенах висели карты, фотографии и диаграммы. На столах в беспорядке лежали папки. Шесть детективов – четверо мужчин и две женщины – сидели у телефонов, картотечных ящиков и за круглым столом, заваленным раскрытыми газетами.
– Собачий остров, – произнес Линли, входя в комнату и бросая пиджак на спинку стула.
Ответила одна из женщин-констеблей, придерживавшая плечом трубку в ожидании ответа на том конце провода.
–Мальчик приходит и уходит, почти каждый вечер болтается где-то допоздна. У него есть мотоциклет. Он выезжает через заднюю калитку и носится по проулку между домами, газуя и сигналя. Соседи не могут подтвердить, что он уезжал в среду вечером, так как вечерами он, как правило, уезжает, а все вечера похожи один на другой. Так что, может, он ездил, а может, и нет, но скорее всего – ездил.
Ее напарник, констебль, – мужчина в вытертых черных джинсах и хлопчатобумажной трикотажной рубашке с обрезанными рукавами, – сказал:
– Он настоящая шпана, между прочим. Ссорится с соседями, задирает малышей. Огрызается на мать.
– А его мать? – спросил Линли.
– Работает на Биллингсгейтском рынке. Отправляется на работу в три сорок утра. Приезжает домой около полудня.
– А в среду вечером? В четверг утром?
– От нее шума нет – только если заводит свою машину, – сказала женщина-констебль. – Так что в отношении Купер соседи ничего особенного рассказать не смогли. Между прочим, Флеминг регулярно к ним приезжал. Это подтвердили все, с кем мы говорили.
– Повидаться с детьми?
– Нет. Он приезжал днем, примерно в час, когда детей не было дома. Обычно оставался часа на два или больше. Кстати, он и на этой неделе был, в понедельник или во вторник.
– Джин в четверг работала? Женщина-констебль показала на телефонную трубку.
– Я это выясняю, но пока не нашла никого, кто мог бы нам это сказать. Биллингсгейт закрыт до завтра.
