одновременно изображая более слабого. Это была рискованная тактика, но он не сомневался, что справится.
Вэнс открыл дверь, весь расплывшись в улыбке и назвав Тони по имени. Единственное, что оставалось Тони, это, приняв несколько смущенный вид, дать увлечь себя внутрь дома.
– Как жаль, что вы не застали Мики, – сказал Вэнс. – На эти выходные она уехала за город с друзьями. Но я и не думал дать вам так просто ускользнуть, не познакомившись лично, – говорил он, приглашая Тони войти. – Разумеется, я в тот день смотрел ее программу, но, кроме того, в последнее время видел вас на каждом своем публичном мероприятии. Вам следовало подойти ко мне и представиться, тогда мы бы уже раныпе могли поболтать и вам не пришлось бы проделывать весь этот путь до Лондона.
Его можно было бы посчитать за образец обаяния и любезности. Слова текли ровным потоком, убаюкивали.
– Собственно говоря, я пришел не ради Мики. Я хотел поговорить с вами о Шэз Боумен, – сказал Тони, стараясь выглядеть неловким и зажатым.
На какое-то мгновение Вэнс воззрился на него, словно не понимая. Потом произнес:
– Ах да. Офицер полиции, которая так трагически погибла. Верно. Я почему-то думал, что вам может быть нужно что-то совсем другое… Итак, в этом деле вы и правда помогаете полиции?
– Если вы вспомните интервью с вашей женой, я руководил подразделением, в которому была прикомандирована Шэз. Поэтому, естественно, я принял участие в этом расследовании, – сказал Тони. То, что он предпочел отделаться формальностями, должно было навести Вэнса на мысль о неловкости, которую Тони испытывает.
Брови Вэнса поползли вверх, его искрящиеся голубые глаза слегка поддразнивали, как обычно на экране.
– Я слышал, ваше место в расследовании – по ту сторону барьера, – вкрадчиво сказал он, – и вам скорее приходится отвечать на вопросы, чем их задавать.
Информацию, которую Вэнс, неважно как, получил из своих источников, можно повернуть себе же на пользу, подумал Тони. В каком-то смысле она даже способствовала той тактике, которую он сам наметил в разговоре с Крис.
– У вас хорошие информаторы, – сказал он, постаравшись придать голосу недовольную интонацию, – но могу заверить вас, что, хотя я действую независимо от полиции, улики, которые мне удалось собрать, в нужное время попадут к ним в руки.
Это должно было внушить ему мысль, что Тони работает в одиночку.
– И какое отношение все это имеет ко мне? – Вэнс небрежно оперся о перила лестницы, ведущей на второй этаж.
– У меня с собой видеопленка. Думаю, вы сможете объяснить, что на ней изображено. – Тони похлопал себя по карману пиджака.
В первый раз после обмена приветствиями Вэнс выглядел слегка растерянным. Но тут же его лицо прояснилось, обворожительная улыбка вернулась на место.
– Тогда давайте пойдем наверх. Там, на последнем этаже, у меня есть одна комната, где я просматриваю фильмы и передачи в узком кругу избранных.
Он отошел в сторону и вежливо, легким взмахом руки предложил Тони первому подняться по лестнице.
Тони пошел вверх по ступенькам. Он сказал себе, что неважно, в каком именно помещении они будут находиться. Крис все равно услышит его, и, если дело примет скверный оборот, у нее будет достаточно времени, чтобы прийти на помощь. Так он надеялся.
На площадке он остановился, но Вэнс молча указал на следующий пролет.
– Первая дверь направо, – сказал он, когда они очутились на верхней площадке, неожиданно ярко освещенной солнечными лучами, проникавшими сюда со всех четырех сторон.
Комната, в которую вошел Тони, была длинной и узкой. Большую часть дальней стены занимал огромный экран. Слева, прикрученный к полу, стоял держатель, на котором поместились проектор и видеомагнитофон. За ним виднелись стеллажи, сплошь уставленные видеоматериалами и коробками с фильмами. Рядом стоял стол для видеомонтажа. Из мебели в комнате были еще разве что несколько кожаных шезлонгов на деревянных рамах, с виду довольно удобных.
Но сердце у Тони упало при взгляде на окно: хотя стекло и оставалось прозрачным, было очевидно, что на него нанесено особое покрытие. Если бы у него была привычка так же внимательно оглядывать помещения, как он следил за их обитателями, он бы еще раньше заметил ту же самую меру безопасности, применяемую в правительственных учреждениях, где обсуждаются вопросы, которые власти не торопятся сделать достоянием широкой общественности. Особое покрытие делало окна непроницаемыми для радиосигналов, исключая возможность электронной прослушки. Это, в соединении со звукопоглощающими экранами, которыми были покрыты стены, делало комнату, по существу, полностью изолированной от внешнего мира. Он мог теперь хоть криком кричать. Крис Девайн бы его не услышала.
Крис смотрела на особняк в Холланд-Парке и не знала, что ей делать. Только что голоса Тони и Вэнса доносились громко и отчетливо, и вдруг – ничего. Последним, что она различила, были слова Вэнса: «Первая дверь направо». Это даже не давало возможности определить, в какой комнате они находятся, поскольку она понятия не имела, в какую сторону обращена лестничная площадка.
Сначала она решила, что вышло из строя оборудование – отсоединился провод, сдвинулась батарейка. Помчались сумасшедшие секунды, в которые Крис быстро проверила все, что можно. Но колесики продолжали крутиться, хотя из приемника не доносилось ни звука. Она сжала пальцами лоб, пытаясь понять, что происходит. Никаких звуков борьбы, конечно же, не было. Никаких признаков, говорящих о том, что передатчик обнаружен. Могло, конечно, быть так, что Тони сам его выключил. Например, если попал в помещение, где электронная связь могла его выдать. Вэнс говорил о специальной комнате для просмотров, такая комната вполне могла быть оборудована подобными воспринимающими устройствами.
Она чувствовала, что вся дрожит, и ненавидела себя за это. С Тони в эту минуту могло происходить все что угодно. Он находился в доме с убийцей – человеком, который, как он думал, может попытаться его убить.
