Темой номера был крайне низкий уровень зарплаты врачей, работающих в больницах. Я пролистал газету, где о Бриджит или о Шивон не было ни строчки, и подумал, что пилеры вполне могли наложить запрет на публикацию каких-либо сведений о них. Ко времени следующего выпуска темой номера, возможно, станет заваруха, которую я устроил, и на обложке появится фото этой заварухи.
Я бросил газету в урну и начал искать глазами «Молт шоп».
Этот район я знал хорошо, но на месте снесенных старых домов стояли новостройки. Дорогие рестораны, новые машины. И, увы, засилье «Старбакс». Даже одежда, которую сейчас носили, разительно отличалась от той, в которую одевались в 1992-м. В те времена почти половина мужчин ходили в пиджаке и галстуке, кто-то без пиджака, но обязательно в рубашке, а самые старомодные не выходили из дому иначе как в твидовых костюмах-тройках и кепках. Теперь же все были в просторных футболках ярких цветов, шортах, сандалиях, брюках с накладными карманами, а от обилия маек с футбольной символикой просто в глазах рябило. «Манчестер Юнайтед», «Глазго Рейнджерс» и «Глазго Келтик» были популярнее других. Женщины тоже щеголяли в широких джинсах и футболках, многие — с символикой «Реал Мадрид»; сначала я решил, что это знак солидарности в память о мартовских взрывах, но потом разглядел на всех футболках номер Дэвида Бекхема.
Новейшей статусной деталью молодежного прикида была бейсболка «Нью-Йорк Янкиз». Дешевые авиабилеты, слабый доллар — и любой молокосос в наши дни может легко слетать в Нью-Йорк.
Да ладно, все не так уж плохо.
В два часа дня во многих школах заканчиваются занятия. И хотел бы я поглядеть на того, кому не понравится зрелище идущей к поездам толпы красивых семнадцати- и восемнадцатилетних старшеклассниц, одетых в коротенькие юбочки, модные кожаные туфли, белые рубашки с галстуками.
Тут мне пришлось остановиться: пилеры перегородили дорогу из-за шествия, совмещенного с «исторической постановкой» — небольшая группа «Подмастерьев»[16] инсценировала один из эпизодов осады Дерри. Актеры были в полной выкладке и обливались потом на жаре. Темные костюмы, черные шейные платки, черные шляпы-котелки и оранжевые кушаки. Разыгрывали они знаменитую сцену, когда подмастерья-протестанты заперли ворота Дерри, чтобы не дать католикам захватить город — реальное историческое событие, имевшее место более трехсот лет тому назад. Никогда раньше не слышал, чтобы эту постановку разыгрывали в Белфасте. Наверняка Белфасту выделили культурный грант от Евросообщества. Самим «подмастерьям» было лет по сорок-пятьдесят, все как на подбор с пивными животиками, неопрятными усами и всклокоченными волосами — им вряд ли помог бы даже Видал Сассун. Католическую армию представлял изрядно поддатый мужчина в зеленом свитере и с длинной палкой-копьем.
— Вы не войдете! — заявил ему один из «подмастерьев».
— Да, никоим образом! — добавил второй.
— Мы закроем ворота! — почти выкрикнул третий между приступами отрыжки.
Мужчина в зеленом, похоже, никак на это не отреагировал. Прямо передо мной еще один «подмастерье» влез на крышу припаркованной машины и начал с остервенением топтать крышу. На машине были номера Ирландской Республики, и «подмастерье», видимо, решил, что машина тоже является частью армии католиков короля Якова. Подошедший пилер, старый, полный и усталый, приказал парню спуститься. Он лишь похлопал по своему табельному револьверу, и «подмастерье», испугавшись, слез с крыши.
— Ну вот. Думаю, вы закончили? — крикнул инспектор и помахал другим полицейским, чтобы они открывали улицы. Те начали сматывать желтые ленты.
— Черные ублюдки! — выкрикнул кто-то из «подмастерьев».
Выражение «черный ублюдок» относилось не к расе, а к форме полицейского, которая была такого темного оттенка зеленого, что казалась почти черной. Действительно, в Северной Ирландии малое количество иммигрантов не давало развернуться вероятным расистам. Имелась, правда, довольно многочисленная китайская диаспора, но расисты предпочитали не замечать китайцев, опасаясь, что каждый из них может оказаться Брюсом Ли и с легкостью вытряхнет из них душу.
«Подмастерья» покидать улицу отказались, и пилеры были вынуждены вызвать спецподразделение для борьбы с беспорядками. Ожидая окончания представления, я успел спросить одну из школьниц — хорошенькую брюнетку, которая выглядела так, будто никогда не видела солнца, как пройти к «Молт шоп».
— Вы идете правильно, — сказала та, убедившись, что ее друзья находятся неподалеку, — но закусочная на другой стороне улицы, сразу после Ольстерского банка.
— Спасибо большое.
— Пожалуйста, только я бы на вашем месте туда не ходила, — посоветовала она, медленно моргнув большими карими глазами.
— Это еще почему?
— Вы турист? Из Америки?
— Нет, но я действительно из другого города.
— Если хотите молочный коктейль, лучше идти в «Макдоналдс», а это место какое-то подозрительное…
— Правда? Из-за чего? Наркотики?
— Не знаю. Если вам нужны наркотики, вы найдете их везде. Хотя… там все равно делают хорошие молочные коктейли.
— Ну спасибо за подсказку.
— Я не отказалась бы от молочного коктейля, — сказала девушка, хитро улыбаясь.
— Радость моя, если бы я был на десять лет моложе, выспался бы, не имел проблем со всякими бугаями и не пытался бы найти пропавшего ребенка до полуночи, может, я и побаловал бы тебя молочным коктейлем, но сейчас — увы. — Я, извиняясь, развел руками.
К этому времени улица наконец-то освободилась, и я побежал по направлению к Ольстерскому банку.
Теперь я находился в пределах «Золотой мили».
Белфаст был порождением девятнадцатого века, побочным эффектом бума в ткацкой промышленности, судостроении и ремонте кораблей. Менее чем за сто лет численность жителей увеличилась вдесятеро. Некоторые районы города буквально заполонили католики, тогда как протестантам достались другие районы. И по сей день кварталы протестантов и католиков разделены так же четко, как кварталы белых и черных в Бостоне или Детройте. Восточный Белфаст практически целиком протестантский. Западный — разделен на протестантское гетто вдоль Шенкилл-роуд и католическое гетто вдоль Фоллс-роуд. Попасть в чужое гетто по ошибке невозможно. Шенкилл-роуд пестрит граффити, изображающими героев- протестантов, которые нарисованы, как правило, красным, белым и синим. На Фоллс-роуд — граффити героев-католиков, а цвета — зеленый, белый и оранжевый. Южный Белфаст, однако, является исключением. Я шел именно туда. В этой части города университетский район смыкается с коммерческим центром. Здесь живут люди богатые, в крайнем случае среднего достатка. Тут и дома покрасивее, и улицы пошире, деревья не изрешечены пулями, прогуливаются влюбленные парочки, бродят студенты, много молодежи. Нет баров «только для католиков» или «только для протестантов». Отсутствуют воинственные граффити, флаги и подозрительность.
Но даже здесь боевики вмешиваются в местные дела, и «Молт шоп» вряд ли окажется исключением.
— Ну, видно, добрался, — пробормотал я, заметив невдалеке розовый «кадиллак» 1958 года, чудесным образом сохранившийся и превращенный в открытую веранду.
Скорым шагом я направился к кафе, придавленный нехорошими предчувствиями. Рядом с «Молт шоп» были припаркованы еще несколько автомобилей-веранд: «кэдди», «форд-тандерберд» и неуместный здесь «де лореан». Несмотря на постоянно возобновляющийся дождь, все набиты битком.
Я вошел внутрь.
Большая закусочная в стиле пятидесятых, с фонтанчиком газировки, официантами на роликах, Бадди Холли на музыкальном автомате и прочими реликтами смутно и неверно запечатленных памятью дней правления Эйзенхауэра. Меню вполне обычное для закусочной, хотя иногда попадались типично ольстерские приколы, наподобие сушеных батончиков «Марс», которые шли вместе с ломтем особого хлеба.
