и тупик, но обещаю сообщить обо всем, что раскопаю.
— А кому ты сообщишь?
— Тебе лично.
— По рукам. Посмотрю, что можно сделать. Посиди пока тут.
Я сел на стул в коридоре и прикрыл дверь в комнату, в которой два копа смотрели немецкое порно.
Полицейский вернулся.
— Слайдер Макферрин? — еще раз уточнил он.
— Да.
— Настоящее имя — Джеймс Макферрин. Живет с матерью в доме номер шесть на Килрут-Вью-роуд в Бангоре. Думаешь, он замешан в похищении?
— Уверен.
— Ну что ж, вполне может быть…
— В каком смысле?
— По нынешнему делу ничего определенного сказать не могу, но смотри в оба. Дурная семейка. Он один из шести братьев. Старшего убил его собственный подручный, мамаша рулит контрабандой виски. Джеймс сидел в тюрьме Мейз за убийство, изнасилование и нанесение тяжких телесных повреждений. Вышел на волю по великопятничной амнистии. Воровских делишек за ним не числится, так что не знаю, он ли участвовал в краже телефонов, но отморозок редкостный.
— Спасибо, приятель.
Я вышел на парковку. Снова шел дождь. Водосливы здесь были узкие, как щели, чтобы террористы не смогли проползти по трубам и взорвать полицейский участок из-под земли. Площадку постепенно заливало водой, и одинокий полицейский пытался ножной помпой откачать воду из самых глубоких ям. Жалкое зрелище.
— Помоги, а? — обратился ко мне полицейский, приняв меня за детектива в штатском.
— Извини, не могу! — отмахнулся я.
Из полицейского участка я отправился искать такси и через несколько кварталов нашел стоянку рядом с концертным залом Ольстер-холл. Из здания только что вышел один из проповедников возрождения — доктор Маккой, приехавший из американской общины Боба Джонса. В Белфасте пользовались популярностью собрания «возрожденцев». В жизни доктор Маккой выглядел еще более подозрительно, чем на плакатах, а его сопровождающие были настолько пьяны, что денег у них явно не осталось ни гроша — даже на такси. Я обогнал их.
Водитель черной машины мне обрадовался.
— Я тут торчал целых десять минут! — пожаловался он. — Думаю, твои приятели дожидаются второго пришествия…
Я рассмеялся каламбуру и назвал ему адрес в Бангоре.
— Я смотрю, у тебя зеппелиновская футболка. Знаешь, а ведь именно в Ольстер-холле «Лед Зеппелин» исполнили свою «Лестницу в небо» в первый раз!
Я признался, что не знал об этом, и добавил, что заплачу пятьдесят фунтов сверх счетчика, если он заткнется, и еще пятьдесят, если поедет в Бангор так быстро, как будто за нами гонятся все силы ада.
Арктический ветер сдувал черный дым с труб килрутской электростанции и гнал его в сторону бледных силуэтов домов, видневшихся в мрачной северной части Бангора. Грязная морская вода лениво накатывалась на берег, смешиваясь с песком; воздух во всей округе был пропитан чадом и гарью. Шлаковая пыль повсюду: на бельевых веревках, стенах, на всех открытых поверхностях, как будто золотое навершие огромной трубы, изрыгавшей дым, совершило нечто богомерзкое с мрачным и безрадостным городом.
Дождь ненадолго прекратился. Дети уже играли в футбол, взрослые сидели на раскладных стульях и беседовали — в Северной Ирландии нужно спешить использовать редкие перерывы между ливнями.
Люди, высыпавшие на улицы, были протестантами. Я знал об этом не потому, что они выглядели иначе или одевались как-то по-особенному, не как католики. Любой, кто говорит, что может отличить ирландца-католика от ирландца-протестанта, всего лишь взглянув на них, — лжец, потому что треть всех браков в Ольстере заключается между католиками и протестантами. Нет, подсказками для меня послужили бордюры, окрашенные в красный, белый и синий; граффити, изображавшие короля Вильгельма; граффити в память о битве на Сомме и флаги, висящие на углах домов: шотландский Андреевский крест, «Звезды и полосы», «Юнион Джек», флаг Ольстера и флаг Израиля со звездой Давида. Если и были тут католики, они предпочитали не высовываться.
Я постучал в дверь дома № 6.
Дверь открыл ребенок лет десяти, одетый в залатанный свитер, с нагловатым взглядом.
— Чего надо? — вежливо спросил он.
— Ищу Слайдера, — ответил я.
— Ушел он, — кратко сообщил парнишка.
— А куда?
— Не знаю.
— А кто знает?
— Мама.
— Она дома?
— Вернется минут через пять. В магазин пошла. Зайдешь?
— А мама ругаться не будет?
— He-а. Все в порядке.
Я прошел за ребенком в муниципальную квартиру.
Лампа с разбитым плафоном освещала узкий коридор, заваленный всяким барахлом: скейтбордами, роликовыми коньками, мячами для крикета. Парнишка открыл дверь слева, и я прошел за ним в гостиную. Дощатый пол, голые стены, а посередине комнаты было нечто вроде гротескной статуи из папье-маше. Другой ребенок, немного младше первого, обклеивал статую слоями мокрой бумаги.
— Боже правый, что это? — испугался я.
— Да это гребаный папа римский, а ты что думал, а? — ответил первый ребенок.
Я пригляделся. Голова папы лежала на подставке из какой-то старой клееной фанеры и пустых коробок из-под водки и была сработана довольно грубо: нарисованная маркером борода, на лице красовалась кое-как намалеванная кривая ухмылка — такое зрелище могло испугать кого угодно. Фигура в натуральную высоту была обернута в белое полотно, голова принадлежала скорее куклуксклановцу, чем главе католической церкви.
— Нравится? — спросил меня младший.
— Как вас зовут? — не ответив, обратился я к первому мальчику.
— Я Стивен, а он — Манки.
— Значит, ты утверждаешь, что это папа римский? — обратился я к Стивену, поглядывая на часы.
— Ага.
— А для чего эта голова?
— Ты что, не местный? — отозвался Стивен.
Только сейчас я вспомнил. Ну конечно же! Приближалось двенадцатое июля — годовщина битвы на реке Бойн, когда войска короля-протестанта Вильгельма III одержали победу над войсками короля-католика Якова II. Эта победа ежегодно отмечается сожжением чучела папы римского.
Ребенок поглядел на меня, ожидая ответа.
— Нет, я не из местных, — признался я.
Я закурил и присел на диван с растрескавшейся кожаной обивкой. Дети стрельнули по сигаретке, и я дал им прикурить.
— Ну, что думаешь о папе? — обратился ко мне Стивен, деловито попыхивая сигаретой.
А я думал над тем, что именно в этом следует искать корень всех проблем с протестантами в Северной Ирландии. Они все сделали неправильно: с тем рвением, которое необходимо для сохранения культуры, они
