— Садись рядом. — Он хлопает ладонью по камню.
Сажусь.
Докурив сигару и не удовлетворив потребность организма в никотине, Гектор лезет в карман поношенного кожаного пиджака за пачкой доминиканских сигарет. Предлагает и мне, на этот раз я не отказываюсь. Он подносит мне зажигалку. Затягиваюсь. Ага, вот оно что! Сигареты на самом деле американские. «Кэмел». Он носит американские сигареты в пачке из-под доминиканских.
— Знаешь о концепции
— Это что-то вроде фламенко?
Он вздыхает и объясняет:
— Мой отец был на лекции, которую Лорка читал о
Я молча смотрю на него. Он вслушивается в свои мысли, хочет изложить связно:
— Скажи хоть, что знаешь, кто такой Лорка, детектив Меркадо.
— Конечно, знаю. Его фашисты убили.
— Да. Фашисты убили, — говорит он медленно, со значением произнося каждое слово.
Волны.
Чайки.
Гремит цепь о буек.
— У меня здесь есть собственность, — сообщает он наконец, указывая на ряд заброшенных домиков с заложенными кирпичом оконными проемами.
— Правда? — Я не смогла скрыть удивления.
— Да. Деньги, вложенные в землю. Лучше не бывает. У самого моря. Сейчас земля здесь и дерьма не стоит. Купил, можно сказать, даром. Но через пять лет вернутся янки…
— Думаете, янки будут тут через пять лет?
— Или около того. И зови меня Гектором, Меркадо. Зови меня Гектором.
— Есть, сэр.
Перед нами на берегу дети копошились среди железобетонных береговых сооружений, разглядывая дары, выброшенные морем; дальше по берегу в неярком свете начинающегося дня какой-то безрассудный тип сооружал плот из плавника и пластиковых пакетов. Почему-то я неотрывно следила за его движениями.
— Хочешь сегодня заполнить анкеты? Их много. Раньше тебе не доводилось этим заниматься? — спросил Гектор.
— Нет, сэр.
Мы посидели молча, вслушиваясь в шум прибоя. Бледное солнце поднималось над еще более бледным морем. На проезжей части Малекона появились первые машины.
Гектор прокашлялся и предупредил:
— Не собираюсь полемизировать с тобой, Меркадо. Я ведь тебя знаю. Знаю, что ты упрямая, знаю, что умная, знаю, что твой брат многим рисковал, но я тебе все-таки скажу. Если думаешь, что отвела мне глаза, очень ошибаешься. А не сможешь одурачить меня, не одурачишь и других в министерстве.
— Это вы о чем?
— Сколько ты уже у нас работаешь?
— С окончания колледжа. Пять лет.
—
— Мне это известно, сэр. И я очень благодарна и сделаю все, чтобы оправдать оказанное доверие…
Он покачал головой, прищурился.
— У меня нет дочерей. Только двое мальчишек, — произнес он с грустью. Один в Министерстве сельского хозяйства, ведает выращиванием фруктов, другой не работает.
Мне и это было известно, но я молчала.
— Одно время мне казалось, Меркадо, мы понимаем друг друга. Хорошо понимаем. На днях в Старой Га… — Гектора начал бить кашель, но вскоре приступ утих; Гектор опять прочистил горло, однако не спешил заговорить.
— В Старой Гаване, сэр, — подтолкнула я.
— Зови меня Гектором, прошу тебя.
— Да, гм, Гектор.
— Мне нравится, как ты называешь меня по имени. Слушай, почему бы мне не выложить карты на стол, а потом ты сделаешь то же самое и испытаешь меня истиной. Как тебе такая идея?
— Вполне.
Гектор улыбнулся. Он, кажется, не сердился, но весь как-то ощетинился, я видела, что чем-то его раздражаю.
— Меркадо, дело вот в чем. На прошлой неделе твой брат вернулся из Америки. Ему надо было получить разрешение от ГУР, Министерства иностранных дел и Госдепа США. Он и получил — на участие в какой-то дурацкой конференции по Кубе. Оно не предполагало выезд за пределы Нью-Йорка.
— Так я вам уже, кажется, говорила, это не секрет. Я… — начала я, но он меня сердито перебил.
— Меня слушай! Я знаю. Поняла? — повысил он голос.
— Знаете что, сэр?
— Твой брат ездил в Колорадо. Вашего отца там сбила насмерть машина. Кто сбил — неизвестно. Отец жил в Колорадо по мексиканскому паспорту. В момент смерти он был пьян, сбивший его водитель с места происшествия скрылся.
— Действительно, брат ездил в Колорадо, но, мне кажется, тут какая-то ошибка, сэр. Отца сбили почти полгода назад, тогда брат туда ездил, но то была совсем другая поездка. Для нее Министерство иностранных дел выдало ему специальную визу…
— Две поездки в США, обе законные. И делу конец, верно? — проговорил он вполголоса.
— Верно.
— Неверно. По-моему, Рики ездил туда на прошлой неделе по твоему наущению, хотел кое-что разузнать по поводу того дорожного происшествия. Он вернулся, вы поговорили, он подтвердил твои подозрения, и вот потому-то ты и рвешься теперь в Америку. Твоя поездка не имеет никакого отношения к университету. Все это ты задумала несколько месяцев назад.
— Ошибаетесь, — заторопилась я, пытаясь скрыть смятение. Старый черт, расколол меня, как ребенка. — Мой отец предал революцию. Бросил семью. У нас не было с ним никаких контактов со времени его бегства с Кубы. Я просто хочу съездить в Мехико, познакомиться с университетом. В США я не собираюсь.
Гектор щелчком сбил с сигареты пепел, наклонил голову, словно соглашаясь. На его месте я бы стала добиваться истины, а он отступил. Вздохнул и отшвырнул окурок. Давно, видно, не приходилось ему раскалывать валютчиков и сутенеров — хватка уже не та.
После минутного молчания, во время которого я успеваю взять себя в руки, он произнес:
— Капитаны Национальной революционной полиции обладают кое-каким влиянием, Меркадо. Нам разрешается пользоваться Интернетом. Можно просматривать определенные файлы ГУР и ГУВБ. Большинство из нас поневоле не дураки.
— Нисколько не сомневаюсь в ваших способностях, сэр. Просто не понимаю, откуда у вас такие неверные сведения по данной ситуации.
Он потер подбородок, улыбнулся и небрежно бросил:
— Что ж, может, и правда неверные. Тогда идем, продолжим нашу прогулку.
Мы сползли с парапета. Из-за крепости показалось солнце, и Гектор, порывшись в карманах, выудил на свет божий старинные солнечные очки.
Вид они придавали ему комический: толстая шерстяная куртка, мешковатые синие брюки, стоптанные
