— Не хрена себе! — выдавил он.
— Вот и я так думаю, — подтвердила я.
Глава 14
Свет сочился, как сквозь повязку на глазах. Сначала возник звук, потом свет. Щелкнул таймер, заурчал двигатель, раздвигая шторы. Снег засыпал двери, розовато-белой оторочкой лежал на перилах балкона.
Пока еще невидимое в низких облаках из-за горной гряды выползало солнце. Красное небо над ними начало голубеть.
Волоски у меня на шее встали дыбом.
Что-то было не так. Я вздрогнула.
— Джек! — тихо позвала я.
Но он спал. Смотрел сны об «Оскарах» и премиях «Независимый дух».
Села в постели, оглядела спальню.
Может быть, уже заходил Юкилис.
Может быть, приехав к Джеку, я утратила бдительность и все испортила.
Нет, лампочка на пульте в спальне по-прежнему мигала. Сигнализацию никто не отключал и в дом не входил.
Или кто-то бродит возле дома? Какой-нибудь ненормальный поклонник? Читала про таких во французских журналах.
Выскользнув из постели, отыскала тренировочные штаны Джека, затянула потуже поясок, надела его футболку и заправила в штаны. На футболке надпись: «Законченный неудачник». Для чего покупать такую вещь? Наверно, это американский юмор. Сколько же надо прожить здесь, чтобы перестать чувствовать себя чужой? Задумывался над этим отец или нет?
Подошла к стеклянным дверям, осмотрела балкон и усыпанную гравием подъездную дорожку, ведущую к улице. Кресла. Птичьи следы.
Выбежать бы из дому. Но не сейчас. Наступит послезавтра, и я больше его не увижу. По крайней мере до тех пор, пока
В голове зазвучал голос Гектора:
Над кронами деревьев торчала, как треножник марсиан из «Войны миров» Уэллса, водонапорная башня. Ветер шевелил верхние ветки деревьев. В небе виднелся самолет, заходящий на посадку в Вейле.
Никаких фанатов и психопатов.
Горящие прожекторы в поместье Круза на вершине холма создавали впечатление второго рассвета. Прожекторы и мигающий огонек на посадочной площадке. Скоро здесь приземлится вертолет с мистером Крузом на борту.
Я подошла к другому окну, осмотрела сад и машину Джека. Ворота закрыты, машина на своем месте.
Все спокойно, уверила я себя.
Села на оттоманку, отбросила упавшие на лицо волосы. Кто-то из гостей-на-одну-ночь забыл на столе резинку для волос; соорудила сзади короткий конский хвостик.
Что теперь?
Могу приготовить завтрак, но часы у Джека на видеомагнитофоне показывают лишь 6:15. Вставать еще рано.
Можно пойти прогуляться, но не хочется. Сидеть здесь не хочется тоже.
К черту все!
Проскользнула под одеяло и подкатилась под бочок к Джеку.
— Джек, — прошептала я, однако он не пошевелился.
Дышал тихо, глубоко. Прядь моих волос упала ему на лицо. Он дернул носом.
Что я тут делаю с этим очаровательным юношей? До чего хорош — поэты могли бы воспевать его в стихах. Его — но не меня. Моя участь — затеряться в тишине, молча созерцать его красоту.
О Джек, с таким лицом ни один режиссер никогда не будет воспринимать тебя всерьез. Тебе бы в Аттике решать, кто краше: Гера или Афродита. Тебе бы брести по густому лесу, чтобы встревоженные бабочки вспархивали с ярких цветов, а косули шевелили ноздрями, принюхиваясь к твоему запаху.
Ты так непохож на кубинца. Так тщательно изваян, так мужественен и уверен в себе. Как статуя Давида, увидеть которую мне никогда не позволят. А ты можешь ее увидеть. Ты можешь делать все, что тебе захочется. Ты один из тех империалистов-янки, о которых у нас пишут в учебниках для старших классов. Один из тех белых людей, которые правят миром. Конечно, я познакомлюсь с твоими друзьями, а ты можешь познакомиться с моими. Скажешь Пако, что ему никогда не быть таким крутым, как ты. Скажешь Эстебану, что здесь давно не Мексика. Это твоя страна, Джек. У тебя на нее больше прав, чем у них. Ты был здесь прежде, чем Колумб поднял якорь, отправляясь в Китай. Ты оказался здесь первым. Летел к Хиросиме на своем бомбардировщике «Энола гей». Ты, а не Элвис Пресли сделал знаменитой песню «Тюремный рок». Сиганул на Луну. Позволь мне побыть с тобою Джек, позволь погладить стиральную доску брюшных мышц, эту мраморной белизны кожу, дай прокатиться на длиннющем американском члене и слизать пот у тебя со спины.
Просунула ладонь ему между бедер, но эмбиен и мартини свое дело сделали — никакой реакции.
Я уезжаю, Джек. Совсем скоро. Придешь проводить? Вопреки Министерству финансов США. Свидание в отеле «Националь». Хороший ход для дальнейшей карьеры. Возможно, твою фотографию повесят в холле отеля рядом с портретом Роберта Редфорда.
Он улыбался во сне, я закрыла глаза. Чувствовала его тепло. Так и лежала.
Зимнее солнце пробилось сквозь тучи. Лед таял. По подоконнику барабанила капель. Мой мальчик улыбался во сне.
Прикоснулась к его щеке, ресницы вздрогнули.
Просыпайся, и опустим описание этой сцены. На законных основаниях могу находиться здесь до полудня. Отвези меня в контору ФБР в Денвере. Только в этом году сюда через границу с Мексикой проникло пять тысяч кубинцев, и все они теперь на пути к получению гражданства. Гражданка Меркадо и ее дружок Джек.
Хорошо звучит, согласен?
А я забуду Пола, Эстебана и миссис Купер.
Мария прекрасная, способная прощать.
Прощать. Да. Мне даже в голову не приходило, что это мог бы быть ты, Джек. Иное дело — Юкилис. Юкилис, выходит, берет всю вину на себя.
Это ведь не имеет значения, верно, Джек?
— У-ух, — выдохнул он в знак согласия.
Подсунула под него руку. Прижалась грудью к его спине.
Да. Давай ускользнем.
Ты ведь поймешь, пап, правда? В конце концов, не так уж сильно мы тебя интересовали, и мама, и Рики, и я. О чем ты думал, лежа на том откосе? Появилось ли у тебя перед глазами мое лицо? Или лицо Рики? Мамино, конечно, нет. Вероятно, ты был под кайфом от спиртного или наркотиков. Плакал по Карен или о девицах, которые были у тебя на стороне. Пьян ты был и счастлив, как в тот день, когда бросил нас в Сантьяго. Привиделась ли я тебе перед смертью? Я тогда о тебе не думала. Меня и в Гаване-то не было. Охотилась за одним женоубийцей. Ехала поездом к Лагуна-де-ла-Лече. Читала по дороге книжку из Гекторовой огромной библиотеки запрещенной литературы — «Историю» Фукидида о Пелопоннесской войне. Гектор подарил мне ее на день рождения. Да, верно… на следующий после дня рождения день. Что ж, пап,
