Рауль улыбнулся:
— Это всего лишь певчие птички, товарищ Меркадо. Ты-то ведь не певчая птичка, не так ли?
— Так.
— Рауль! — донеслось из спальни.
— Иду. Сейчас только закончу тут… — крикнул он и вывел меня из дома.
Облокотился на черный «крайслер», похлопал меня по плечу:
— Грядут большие перемены, Меркадо. И наступят они гораздо скорее, чем ты думаешь.
Мои брови удивленно поползли вверх. Он, махнув рукой в сторону дома Хемингуэя, добавил:
— Все это будет рассматриваться как роскошь. Мне позволят спать только в бункерах, способных выдержать удары американских бомб, несмотря на все мои разговоры об охране памятников культуры.
Я не поняла.
Рауль хмурился:
— Понимаешь, потому-то нам и надо сейчас заканчивать все незавершенное. Через несколько месяцев у меня будут дела поважнее.
— Да, — согласилась я, по-прежнему не понимая.
Моя тупость начала его раздражать. Он вздохнул и зашептал мне на ухо:
— Что же нам теперь с тобой делать, товарищ Меркадо?
— Не знаю.
— Хочешь в ГУР?
— Нет.
— А что хочешь?
— Хочу на свою прежнюю работу.
— Тогда иди. — Рауль жестом приказал охранникам подогнать «Ладу».
— Товарищ Кастро, можно… позвольте задать вам вопрос? Два вопроса.
Рауль заглянул в дом:
— Только быстро. Эстель очень не по-кубински относится к неверности.
— Что мне сказать Гектору? Я о капитане Рамиресе.
— Скажи правду. Провела неделю в Мехико. Видела пирамиды, молилась перед образом Девы. Второй вопрос.
— Я еще увижу Пако?
Рауль удивленно посмотрел на меня, потом до него дошло:
— Пако?.. А, Франсиско! Да. Это имя я для него выбрал. Есть такой анекдот, его Хемингуэй любил. Рассказать? Слушай: папаша в Мадриде дает объявление в «Эль либерал»: «Пако, встретимся в отеле „Монтана“ сегодня в полдень, все прощаю. Папа». Полицейским пришлось разгонять толпу из восьмисот Пако, откликнувшихся на это объявление.
— Так он не Франсиско?
— Нет.
Мне бы разозлиться — не получилось. Я лгала ему. Он лгал мне.
— Сомневаюсь, что вы увидитесь. Он живет в Майами.
Рауль протянул мне на прощание руку.
Я ее пожала.
— Удачи, офицер Меркадо. Надеюсь, мне никогда не придется увидеть твое имя в рапортах на моем рабочем столе.
— Я тоже на это надеюсь…
— Ну, езжайте.
Громилы проводили меня до машины, довезли до города и высадили на Малеконе.
На крыльце моего дома разлагался мертвый колли. Вокруг глаз черно от мух. Собака принадлежала семье с верхнего этажа.
Я побрела вверх по лестнице.
В двери торчала записка от хозяина дома. Пока меня не было, в мою комнату вломились. Хозяин поменял замки.
Спустившись в подвал, я забарабанила в его дверь. Хозяин вышел с бейсбольной битой. Написала ему долговую расписку на пять долларов.
Четыре лестничных пролета вверх. Новый ключ и новый замок.
Да, вломились, и точно не ГУР: эти не оставляют следов. Квартиру обобрали. Воры вынесли телевизор, мешок с двадцатью килограммами риса, одежду. Даже книжки стихов.
Я опустилась на край кровати и заревела.
Гектор был прав.
Что это он мне цитировал из Пиндара?
Слабое утешение.
Я сидела и рыдала.
Было слышно, как возятся крысы. Вдали шумело море. Позвякивая, проезжали автобусы-верблюды. Откуда-то доносились звуки радио, кажется, слушают американскую радиостанцию.
Надо выпить. Сосед, живущий дальше по коридору, торгует самогоном, который гонит у себя в ванной. Я постучалась к нему, взяла литровую бутыль — опять-таки под расписку. Налила в чашку — во рту словно вспыхнуло пламя. Я спустилась вниз.
— Можно от вас позвонить? — спросила я хозяина дома.
Набрала номер Рики. О, Рики, я была такая дура! Надеялась обвести
— Ты жива, — с облегчением выдохнул брат.
— Да.
— Я так волновался!
— Теперь можешь не беспокоиться.
— Нашла, что искала?
— Кажется, да.
Он замолчал. Я — тоже.
— Кажется, за мной следят, — зашептал Рики, будто так можно одурачить подслушивалку, если ГУР поставило жучок.
— Не думай об этом. Ты их больше не увидишь, — уверила я брата.
Снова пауза, он обдумывал мои слова.
— Ты жива, сестра, — повторил он.
— Да. Жива. И это уже кое-что.
Глава 22
