пускался.
Потом мы встретились с остальными, по пути заехали в пиццерию и вернулись домой.
Колфакс-авеню. Мой дом. Добравшись до третьего этажа, я так устал, что остановился отдышаться.
На ватных ногах преодолел еще два пролета.
Открыл дверь квартиры, вошел. Все, чего мне сейчас хотелось, – это спать, но тут я услышал Джона и Эрию, которые трахались в моей комнате. Вот черт, он вообще думает, что творит? Я уже собирался пойти и вышвырнуть его из комнаты, однако что-то меня остановило. С чего мне вмешиваться, какое мое дело? Зависать у нее они не могут из-за домашних, на раздвижной кровати в гостиной им едва ли удобно. Джон имел полное право воспользоваться спальней. Я вздохнул. Но если я уступлю сегодня, дальше это войдет в норму, и моя прохладная комната будет в их распоряжении до конца лета. Я упал на диван и стал прислушиваться. Они не разговаривали, не буйствовали, они просто вдохновенно, с удовольствием занимались любовью. Медленно и прекрасно, как могут наслаждаться друг другом только люди, безумно обожающие друг друга. А когда у меня был последний раз? Прошлой ночью? Не помню.
Я сидел и соображал, что делать. Эрия что, собирается там пробыть всю ночь? Вряд ли, рано или поздно она, вероятно, упорхнет к себе. Я почувствовал себя так, будто ввалился в чужой дом без предупреждения, и мне стало не по себе. Квартирка маленькая, слышимость замечательная. Я вышел из гостиной, прошел через холл и тихо запер за собой дверь.
Глянул на часы. Пятнадцать минут первого. Прошел коридором и свернул к Пату.
Тихонько постучал, чтобы не разбудить его, если он уже лег.
– Да, – откликнулся он почти сразу же.
– Пат, ты не спишь?
– Алекс, это ты? Что случилось?
– Джон и Эрия залегли в моей комнате.
Пат открыл дверь. Полностью одет, как днем, и закутан в пуховое одеяло. Я по жизни мерзлятина, но сейчас холода не чувствовал, значит, Пату действительно нездоровилось.
– Выпьешь? – спросил он.
– Само собой.
– Чего тебе?
– А что у тебя есть?
– Я пью ром с колой, знаешь, ностальгия.
Он налил мне, и я уселся на диван перед телевизором.
– Что показывают?
– Ты смотришь вечерние шоу?
– Ну, раз или два смотрел.
– Раньше было интересно, но теперь все время крутят танцевальное шоу «Дансинг Джадж Итос».
Я понятия не имел, о чем идет речь, и все равно уже переключил на Леттермана, комика- телеведущего.
– Что это? – спросил Пат, пока шла реклама.
– Реклама пива.
– Нет, мне послышался какой-то шум.
Я прислушался, но ничего не услышал. Снова на экране появился Леттерман. Несколькими минутами позже мы оба услышал женский крик.
– Это еще что за черт? – Я вскочил.
– Лучше пойди проверь, скажи Джону, чтобы успокоил свою подругу, а если дело плохо, возвращайся, – спокойно сказал Пат.
И действительно, дело было плохо. Я дотащился по коридору до своей двери, достал ключ, но дверь оказалась открытой. Даже при том количестве света, которое просачивалось из окон, я почувствовал неладное. Какой-то дурной запах. Для тараканов в самый раз.
Я включил свет. На коврике у двери и на полу была кровь, красный след тянулся от двери дальше в холл. В кого-то стреляли или пырнули ножом, тот упал, пролежал какое-то время и потом ползком добрался до холла.
– Джон! – позвал я и вбежал внутрь.
Посреди гостиной – кровавая лужа, следы тянутся к спальне.
– Джон! – крикнул я.
Прислушался.
Метнулся к спальне и открыл дверь. Внутри пахло как в лавке мясника. Я врубил свет в комнате. Повсюду кровь: на кровати, на полу, на стенах. Джон сидел возле окна. Одежды на нем не было, из груди в области сердца торчал охотничий нож. Джон пытался вытащить его, но шестидюймовое лезвие было зазубрено.
Невероятно, но он еще дышал.
Мелкие, беспомощные, порывистые глотки воздуха.
На языке пузырилась кровь. В глазах, в волосах, везде были сгустки крови.
Ноги у меня подкосились, будто меня ударили под коленки.
Я сел на пол рядом с ним, мои джинсы намокали от крови. Взял его за руку – холодную, покрытую уже запекшейся кровью.
– Джон.
Он с трудом повернул голову и посмотрел на меня. Хотел что-то сказать. И не смог. Он не мог даже дышать. Боль сковала его тело. Изо рта струйкой потекла кровь, губы и зубы были красными.
Не знаю, о чем я думал. Попробовал вынуть нож. Но Джона скорчило от боли. Он бился в судорогах, задыхался. Я снова взял его за руку. Хотелось убежать. У меня не хватало духу поднять на него глаза.
Я видел много смертей. Я видел, как умирала моя мать. Но я никогда не испытывал ничего подобного. Убили моего друга, и я чувствовал, как тепло покидает его тело. Я прижал его к себе.
– Пат, – крикнул я в сторону коридора. – Пат!
Глаза Джона остекленели. У него начались конвульсии.
– Джон, я позову на помощь, подожди, тебе помогут.
– Ссссстой, – еле выговорил он, превозмогая себя, и вцепился в меня своими уже почти мертвыми руками.
Я посмотрел на нож. Нет, извлечь его и мысли быть не могло. Не поможет. Кровь из раны теперь текла струйкой. Я прижал его к себе сильнее, стиснул в объятиях. Господи, Джон, это моя вина. Я тебя втравил во все это. Я. Его тело дернулось, содрогнулось, он пытался дотянуться – до чего? До окна, шкафа, чего-то еще?
– Что это? – Он указал пальцем.
Его рука протянулась и бессильно повисла, голова свесилась вперед.
Он был мертв.
Я глянул на него. Нож, бледное лицо. Я прикрыл ему веки. Из моей груди вырвался всхлип.
Я повернулся и посмотрел в сторону ванной.
Эрия.
Я распахнул дверь. Сидит там, согнувшись. Голая. Вся в крови Джона. Дико напуганная. Увидев меня, она закричала. Потом вскочила, протиснулась мимо меня, я попытался ее удержать.
– Погоди, что случилось? Скажи, что случилось! – заорал я.
Ее груди, точеные ноги, изящные руки – все было в крови. Как будто она только что родила. Она проскользнула в комнату, перешагнула через Джона, при этом ее чуть не стошнило, пробежала через комнату и скрылась в холле. Я пошел за ней, поскользнулся в крови и тяжело упал на бок.
– Стой! – крикнул я вслед. – Что здесь было, черт тебя?..
Она не вернулась. Я поднялся и выбежал в холл. Ее уже было не остановить. Никак. Стоял и смотрел на следы крови на полу. Ее, мои. Больше ничьих не было. Убийца не пошел за Джоном внутрь. Во всей квартире ни намека на чьи-либо еще следы.
И тут я понял, как было дело.
