логического завершения – результат тот же. Бежать? Куда?
Я возвращался домой, вздрагивая от шума каждой проезжающей мимо машины.
Да…
Пат обтер меня мокрой губкой, налил зеленого чаю, в котором, по его словам, было много антиоксидантов, в результате чего меня вывернуло. Почему так трудно бросить наркотики, если я даже не наркоман? Пат помог мне доползти до туалета, меня пронесло.
…И вот я снова дома, в своей квартире с видом на лодки. Мучаю свои бедные мозги. Налево пойдешь – смерть, направо – гибель.
В итоге я все-таки нашел выход. Блестящий выход!
Третий путь.
Мое спасение – в наказании. Пусть думают: попался в яму, которую рыл для другого.
У меня было немного героина – некоторое время назад изъял чью-то заначку при обыске. Колоться мне раньше не приходилось, однако я столько раз наблюдал, как это делают, что теоретически был отлично подкован. И вот я начал делать себе уколы героина и исколол руку так, что она стала походить на руку настоящего наркомана. Укол, передышка, укол, передышка, отметины на коже. А потом я пришел в полицейский участок, ввалился в комнату, где хранились вещдоки, там меня и поймали при попытке вынести полкило героина под одеждой. Меня арестовали на месте преступления. Обнаружили следы уколов. Они купились: это был не первый случай, когда офицер из отдела наркотиков злоупотребил служебным положением. На героин, сам того не желая, порой подсаживался кто-нибудь из сотрудников отдела, изображавший торчка, чтобы упрочить доверие дилеров-покровителей. Что ж, рассуждали мои коллеги, как бы то ни было, Алекс дал слабину. И вот результат налицо. Пойман с поличным. Откуда только берутся такие идиоты?
Высшие чины немедленно были поставлены в известность: офицер-наркоман, сотрудник отдела наркотиков. Задержан за кражу. Что теперь делать? Отдать под суд?
Нет.
Выгнать с позором, дело закрыть, никто ничего не узнает.
Превосходно. Если я буду паинькой и стану держать язык за зубами, меня оставят в покое. А если рискну поднять кипеж, мне никто не поверит: еще бы, коп-наркоман, стыривший героин из хранилища вещественных доказательств!
Убивать меня не было никакой необходимости. Я не трепался, не собирался никуда идти. Меня поставили на учет, репутация погублена, но я остался жив.
Я спас свою шкуру. Пока я прочно сидел на игле, мне ничто не грозило.
Героин спас мне жизнь.
Вернее, продлил мою жизнь – на шесть месяцев, пока не заявился Дуглас из группы Сэмсона и не сделал мне предложение, от которого мне пришлось отказаться…
Пат кивнул. Я постоянно сбивался и перескакивал с одного на другое, но суть он ухватил.
– Так почему ты не можешь вернуться домой? – спросил он.
– Они считают, что Дуглас все равно заставит меня дать показания, и, хотя мои показания сами по себе ничего не значат, они существенно добавят веса доказательствам, полученным Сэмсоном. Им надо залатать все дыры. Если не будет другого выхода – убить. Так что Чарльз и Амбер не одиноки в своем желании меня прикончить.
– Вот поэтому, Александр, тебе лучше остаться здесь, ничего не предпринимать и просто поправляться.
– Пат, ни здесь, ни там мне ничего не светит. Единственно, зачем мне стоит поправляться и завязывать с наркотиками, – это чтобы пристрелить паскуду Чарльза Малхолланда, убийцу двух моих друзей. Неужели ты не видишь, он же шизанутый! Его надо остановить. Мне надо успеть до шестого августа, пока не сделано официальное заявление, пока он не прошел в конгресс. Если у меня получится, я смогу восстановить справедливость.
Пат вытер мне лоб влажной губкой. Напоил чаем с ложечки и покачал головой:
– Алекс, ты лежишь здесь уже десять дней. Слишком поздно. Вегенер объявил, что уходит из политики. Мэр Форт-Коллинса не будет выставлять свою кандидатуру. Так что они просто коронуют Чарльза Малхолланда – он пройдет в конгресс от Республиканской партии вне конкуренции. Все кончено. Слишком поздно. Будь что будет.
– Что? Слишком поздно? Ах да, я забыл, этот план не выгорел… Ничего, у меня есть новый план – убить его на благотворительном балу, прямо там и прикончить.
– Псих, – пробормотал Пат. – Ты меня уже один раз не послушался, и к чему это привело? Послушайся хоть сейчас!
Я многим был обязан Пату. Он колдовал над моей ногой, извлекая дробину, боролся с последствиями шока, переливал кровь и, наконец, помог мне распрощаться с наркотиками. Пат не был ни хирургом, ни терапевтом – и это к лучшему: врачи не имеют навыков в делах такого рода. А он сумел меня вытянуть. Но я его не слушал. Я слушал указания свыше. В моем мозгу эхом отдавались стихи из Бхагават-гиты: «Откуда напало на тебя в минуту опасности это позорное, недостойное Арийца отчаяние, закрывающее небо и не ведущее к славе, о Арджуна?»
Прошло еще несколько дней, прежде чем я смог начать передвигаться без посторонней помощи. Я распрощался с героином, рана на ноге затянулась. Я ходил по улицам Форт-Моргана, высматривая подозрительных типов, но так их и не встретил. Те нанятые бандюки видели, как я нырнул в Саут-Платт, и, по словам Пата, репутация у реки была такая, что они не сомневались: подстреленный, я уж наверняка утонул.
Опасность миновала. Во второй раз они решили, что убили меня. Такой шанс нельзя упустить. Следующим моим ходом будет сюжет на девятом канале. У Чарльза намечается мероприятие по сбору средств, летний бал «Все в белом» в зале «Истман» в Денвере. Неплохо придумано. Историческое здание, бальный зал «Истман» уже несколько лет не использовался, и все полагали, что событие подобного масштаба поможет отвадить застройщиков. Полная потеря бдительности. Я наведу там порядок.
Я не сомневался, что Чарльз убийца, но одна мысль не давала мне покоя. Произошедшее на кладбище по ряду причин было ему
Что-то тут не сходится. И есть только одно место, где я смогу все выяснить.
Колено почти не болело, а душа не болела совсем – тяги к наркотику я больше не испытывал. Потому я смело заявил Пату:
– Нам надо возвращаться в Денвер.
Он запротестовал, пришел в ярость, отказался наотрез.
В итоге мы собрали вещи. Сели на автобус, приехали в Денвер, взяли такси до старого обиталища Пата. Эфиопы съехали, в фойе пахло мочой, и все было завалено мусором. Кто-то пытался выломать новые замки на внутренней двери, но, к счастью, ему это не удалось.
Мы устроились у Пата. Я не мог вернуться в комнату, где был убит Джон.
Мир для меня стал жестче. Денвер – большой, жаркий, неприятный город. Я видел на лицах людей злость, обращал внимание на подлость и мерзость жизни. Героин сглаживал все края, успокаивал, размывал грани вещей, как на картинах импрессионистов.
Я изучил личные дела Роберта, Чарльза и Амбер Малхолланд. Рутинная работа полицейского, старо как мир. Звонки в Гарвард, в юридическую контору «Катер энд Мэй», в «Малхолланд траст». Хождения в публичную библиотеку Денвера.
С Робертом и Чарльзом все ясно. Их следы на каждой странице по всем газетам. Известные люди. Дети мультимиллионера. Отец разведен, трастовые фонды, частные школы, высшее образование в Лиге плюща[27], оба имеют ученые степени в области экономики и политологии. Никаких сюрпризов.
А вот что касается Амбер Малхолланд…
Это имя вообще нигде не упоминалось, никакой информации. В «Денвер пост» и «Нью-Йорк таймс» было
