– Значит, он сам поднимал этот вопрос?
– Нет. Но всегда знаешь, что ты можешь себе позволить, а что – нет.
В кухонное окно постучал Нюберг.
– Я сейчас вернусь, – сказал Валландер и встал. Нюберг стоял у окна, держа в руке какую-то обугленную штучку, не больше полусантиметра.
– Мина пластиковая, – заявил Нюберг. – Это я могу сказать уже сейчас.
Валландер кивнул.
– И, может быть, удастся установить, какого она типа. И даже где она сделана. Но это потребует времени.
Валландер кивнул:
– А ты не можешь сказать что-нибудь о том, кто ее положил?
– Возможно, и мог бы, если бы ты не швырялся телефонными справочниками.
– Ее было очень легко обнаружить.
– Специалисты закладывают мины так, что их не видно, – сказал Нюберг. – А тут… и ты и дама заметили, что кто-то копался в траве. Явные дилетанты.
Или профессионалы, которые хотят, чтобы их приняли за дилетантов, подумал Валландер, но промолчал и вернулся в кухню. У него оставался всего один вопрос.
– Вчера после обеда к вам заходила женщина азиатской наружности, – сказал он. – Кто она?
Фру Дюнер удивленно посмотрела на него:
– А откуда вы знаете?
– Это не важно. Ответьте на мой вопрос.
– Это была уборщица из бюро.
«Вот и все, – подумал он разочарованно. – Проще пареной репы».
– А как ее зовут?
– Ким Синг Ли.
– Где она живет?
– У меня на работе есть ее адрес.
– А зачем она приходила?
– Узнать, сохранится ли за ней место.
Он задумался:
– Найдите, пожалуйста, ее адрес. За домом будет наблюдать полицейский, пока не отпадет такая необходимость.
Он попрощался с Нюбергом и пошел в управление. По дороге зашел в кондитерскую «Фридольф» и купил пару бутербродов. Закрылся в своем кабинете и съел бутерброды, прикидывая, что сказать Бьорку. Но Бьорк, как выяснилось, куда-то ушел. С этим разговором придется подождать.
Ровно в час дня Валландер постучал в дверь кабинета Пера Окесона в другом крыле длинного и узкого здания полиции. Каждый раз, заходя к Окесону, он удивлялся царившему в его кабинете невероятному беспорядку. Бумаги были везде – на столе, на полу, даже на стуле для посетителей. В углу лежала штанга и небрежно свернутый мат.
– Начал качаться? – спросил Валландер.
– И не только, – самодовольно сказал Окесон. – Я завел привычку – спать после ланча. Только что проснулся.
– Ты спишь на полу? – удивился Валландер.
– Всего полчаса, – назидательно сообщил Окесон. – Всего полчаса сна, и тебя словно подменили.
– И мне, что ли, попытаться, – неуверенно сказал Валландер.
Пер Окесон смахнул кучу бумаг со стула на пол, освобождая место для Валландера.
– Я уж и надежду потерял, – сказал он весело. – Впрочем, вру – в глубине души я был совершенно уверен, что ты вернешься.
– Тяжкое было время, – сказал Валландер.
Пер внезапно посерьезнел.
– Мне даже представить себе трудно, – сказал он, – что значит – убить человека. Даже в целях самообороны. Это, наверное, единственное, чего нельзя исправить… Нет, у меня даже фантазии не хватает.
Валландер кивнул.
– От этого уже не избавишься, – сказал он. – Приходится с этим жить.
Они помолчали. В коридоре кто-то громко обсуждал поломку кофейного автомата.
– Мы с тобой ровесники, – сказал Пер Окесон. – Знаешь, с полгода назад я проснулся и вдруг подумал: «Боже мой! И это все? Это вся жизнь? Ничего больше не будет?» Должен признаться – я запаниковал. Но, с другой стороны, это пошло на пользу. Я сделал то, что должен был сделать давным-давно.
Порывшись в куче бумаг, он выудил оттуда какой-то листок и протянул Валландеру. Это было объявление – ООН искала юристов для работы за рубежом, в частности, для работы с беженцами в Африке и Азии.
– Я давно послал заявление, – сказал Пер, – и забыл начисто. А с месяц назад меня вызвали на собеседование в Копенгаген. Скорее всего, подпишу двухгодичный контракт. Большой лагерь беженцев из Уганды, предстоит работа по их репатриации.
– Замечательно! – воскликнул Валландер. – А что об этом думает жена?
– Пока ничего не знает. Честно говоря, не знаю, как она среагирует.
– Потом расскажешь.
Пер Окесон отодвинул в сторону лежащие перед ним бумаги. Валландер рассказал о взрыве в саду фру Дюнер. Пер недоверчиво покачал головой.
– Этого не может быть, – заявил он.
– Нюберг обычно не ошибается.
– А что ты вообще думаешь обо всей этой истории? Я говорил с Бьорком. Считаю, что ты совершенно правильно поднял дело об автокатастрофе с Густавом Торстенссоном. И что, в самом деле не за что зацепиться?
Валландер подумал:
– Единственное, в чем мы можем быть твердо уверены, что смерть двух адвокатов да еще мина в саду фру Дюнер вовсе не случайное совпадение. Это все спланировано. Но мы не знаем, где все начинается и чем кончится.
– Ты считаешь, что эта мина была заложена не для того, чтобы ее припугнуть?
– Не припугнуть, а убить. Тот, кто заложил мину, хотел ее убить, – сказал Валландер. – Мы должны обеспечить ее безопасность. Может быть, ей стоит переехать куда-то.
– Я этим займусь, – пообещал Окесон. – Сегодня же поговорю с Бьорком.
– Дюнер перепугана насмерть. Но после разговора с ней я понял, что она и сама не понимает причин этого страха. Я думал, что она что-то скрывает. Ничего подобного, она знает не больше, чем мы. Я, кстати, хотел тебя попросить поподробнее рассказать о Густаве и Стене. Ты же наверняка много с ними работал.
– Густав Торстенссон был большой оригинал, – сказал Пер. – И сын, по-моему, постепенно становился таким же.
– Давай поговорим о Густаве. Мне кажется, все началось с него. Только не спрашивай, почему. Мне так кажется, вот и все.
– Я с ним почти не имел дела, – сказал Окесон. – Когда я сюда приехал, он уже почти не выступал в суде. Последние годы он в основном работал экономическим юрисконсультом.
– В частности, у Альфреда Хардерберга, – сказал Валландер. – Владельца Фарнхольмского замка. Что тоже довольно странно. Малоизвестный истадский адвокат – и основатель глобальной финансовой империи.
– Насколько мне известно, это одна из составляющих успеха Хардерберга. Искать и находить нужных людей. Может быть, он видел в Густаве Торстенссоне что-то, чего остальные не видели.
