– За ним никаких темных дел не числится? – спросил Валландер.
– Нет. Я, во всяком случае, не слышал. Это довольно необычно – не зря же говорят, что за каждым крупным состоянием скрывается преступление. Но Альфред Хардерберг, похоже, безупречный гражданин. К тому же патриот.
– Как это?
– Он, в отличие от других, не стремится вкладывать все деньги за границей и переводить производство в страны с дешевой рабочей силой. Наоборот, он закрыл там несколько предприятий и вернул производство в Швецию.
– Значит, над Фарнхольмом небо чистое… А что насчет Густава Торстенссона? Есть какие-то пятна в его биографии?
– Нет. Благонадежный, педантичный… скучноватый. Старомодная порядочность во всем. Без блеска, но и не дурак. Скромный. Он-то, наверное, никогда не просыпался по утрам с вопросом: «Куда ушла жизнь?»
– И все же его убили, – сказал Валландер. – Что-то же должно быть. Какое-то пятнышко. Может быть, не в его биографии, а еще в чьей-то.
– Не уверен, что понимаю ход твоих мыслей.
– Адвокат – как врач. Носитель чужих тайн.
– Может быть, ты и прав, – сказал Пер Окесон. – Может быть, решение и лежит в отношениях с клиентами. Что-то такое, к чему причастны все в адвокатской конторе. Включая секретаря, фру Дюнер.
– Вот мы и ищем.
– А что касается Стена Торстенссона, многим тебя не порадую. Холостяк, тоже немного старомодный. Ходили слухи, что он проявляет интерес к лицам своего пола. Но так говорят о всех старых холостяках… Если бы это было лет тридцать назад, я бы подумал о шантаже.
– Эту версию и сегодня стоит проверить, – сказал Валландер. – Что-нибудь еще?
– Да нет. Шутил иногда. Редко. В общем, не из тех, кого охотно зовут домой на обед. Впрочем, говорят, он был хорошим яхтсменом.
Зазвонил телефон. Окесон взял трубку, послушал и протянул ее Валландеру:
– Это тебя.
Звонил Мартинссон. По его возбужденной интонации Валландер сразу понял – случилось что-то важное.
– Я в адвокатской конторе, – сказал Мартинссон. – Похоже, мы нашли, что искали.
– Что?
– Письма с угрозами.
– Угрозами кому?
– Всем троим.
– И фру Дюнер?
– И ей тоже.
– Сейчас приеду.
Он вернул трубку Окесону и встал:
– Мартинссон нашел угрожающие письма в адвокатской конторе. Может быть, ты и прав насчет шантажа.
– Позвони мне сразу, как будет что-то новое, – сказал Окесон на прощание. – Сюда или домой.
Валландер побежал к машине, забыв захватить оставленную в кабинете куртку, и, нарушая правила, погнал в контору. Соня Лундин, как и в прошлый раз, сидела на своем стуле в приемной.
– Где они? – с порога спросил он.
Она показала на комнату для совещаний. Валландер ворвался в комнату и в ту же секунду сообразил, что совершенно забыл про чиновников из адвокатской коллегии. На него неодобрительно уставились три серьезных господина, все в возрасте около шестидесяти. Он вспомнил отражение своей небритой физиономии в зеркале у фру Дюнер – вряд ли он произвел на них хорошее впечатление.
Мартинссон и Сведберг сидели за столом.
– Это комиссар Валландер, – представил его Сведберг.
– Вы широко известны в стране, – сдержанно сказал один из чиновников и протянул руку. Валландер торопливо пожал руки всем трем и плюхнулся на стул.
– Рассказывай, – сказал он, глядя на Мартинссона. Но ответил ему не Мартинссон, а один из стокгольмцев.
– Видимо, мне следует для начала посвятить комиссара Валландера в процедуру ликвидации адвокатской практики, – сказал он. Валландер при знакомстве не расслышал его фамилии. Что-то похожее на Вреде.
– Этим мы можем заняться потом, – прервал его Валландер. – Давайте прямо к делу. Вы нашли какие-то письма с угрозами адвокатам?
Человек по фамилии Вреде посмотрел на него с плохо скрытой неприязнью, но замолчал. Мартинссон передал ему коричневый конверт, а Сведберг протянул пластиковые перчатки.
– Они лежали в шкафу с документами, в самом низу, – сказал Мартинссон. – Письма не зарегистрированы ни в одном из журналов. Их, очевидно, прочли и сунули куда подальше.
Валландер надел перчатки и открыл конверт. Там лежали два белых конверта поменьше. Почтовый штемпель неразборчив. Кусок текста на одном из белых конвертов был замазан чернилами. Валландер вытащил письма и положил их перед собой. Они были короткими и написаны от руки.
Второе письмо было еще короче. Валландер присмотрелся – почерк, без сомнения, тот же.
Первое письмо датировано 19 июня 1992 года, второе – 26 августа. Оба подписаны именем Ларс Борман.
Валландер осторожно отодвинул письма и снял перчатки.
– Мы поискали в базе данных, – сказал Мартинссон. – Ни у Густава Торстенссона, ни у Стена не было клиента по имени Ларс Борман.
– Совершенно точно, – подтвердил человек, которого, по-видимому, звали Вреде.
– Он пишет о какой-то несправедливости, – сказал Мартинссон, – и, по-видимому, очень серьезной несправедливости. Иначе у него вряд ли был мотив к тройному убийству.
– Конечно, конечно, – рассеянно пробормотал Валландер.
Опять у него появилось странное чувство: вот-вот он должен что-то понять… но это «что-то» все время ускользало от него.
– Покажите, где вы нашли конверт, – попросил он, вставая.
Сведберг подвел его к большому шкафу с документами в комнате, где стоял стол фру Дюнер, и показал на нижний ящик. Валландер выдвинул его – он был набит пластиковыми папками.
– Позовите Соню Лундин, – сказал он.
Через минуту Сведберг вернулся с девушкой. Валландер сразу заметил, что она нервничает, но тем не менее он был совершенно уверен, что Соня никакого отношения к загадочным событиям в конторе не имеет. Откуда взялась эта уверенность, он не знал.
– У кого были ключи от этого шкафа? – спросил он.
– У фру Дюнер, – еле слышно сказала она.
– Погромче, пожалуйста.
– У фру Дюнер, – повторила Соня.
– И только у нее?
– У адвокатов были собственные ключи.
– Шкаф обычно был закрыт?
– Фру Дюнер отпирала его, когда приходила на работу. А уходя, запирала.
– Фру Дюнер передала нам ключ под расписку, – вмешался в разговор человек по фамилии Вреде. – Сегодня шкаф открывали мы.
