Наконец дисплей очистился, и Наталья набрала три девятки. Она нажала кнопку, когда мужчины уже надавили на дверь. Диван отъехал. Грейс и Наталья одновременно вскрикнули и оттолкнули его назад. Долго так не удержать.
– Телефон! – задыхалась Грейс. – Быстрее!
– Господи, не… – застонала Наталья. На дисплее появилось сообщение: «SIM-карта не готова». – О боже, – прошептала она, отменяя номер.
– Набери еще раз! – крикнула Грейс. – Я к окну, включу сирену. Удержишь их?
– Да иди же! – ответила Наталья.
Грейс бросилась к окну, а Наталья уперлась обеими ногами, удерживая диван около двери. Грейс подняла раму на несколько дюймов и включила сирену, положив ее на наружный подоконник. Комната наполнилась душераздирающим визгом. Мужчины удвоили нажим на дверь, с каждым ударом отодвигая диван на дюйм-два. Грейс закрыла уши и подбежала на помощь Наталье.
Наталья успела набрать лишь вторую девятку, когда диван поехал по полу и дверь распахнулась. Телефон вылетел у нее из рук и треснул, ударившись о книжную полку. Один из нападавших схватил ее и потащил к двери. Грейс рванулась к нему.
Мужчина схватил Грейс за горло свободной ручищей, непристойно огромной на белом изгибе ее шеи. Второй смахнул сирену с подоконника и раздавил ее каблуком. Визг прекратился, и наступила пульсирующая тишина.
Грейс вытянулась вверх, и Наталья закричала. Мужчина сделал движение рукой – раздался хруст, и Грейс осела.
– Ты убил ее, ты, хрен моржовый, – невозмутимо произнес второй мужчина. Убийство Грейс было для него не более чем досадным осложнением.
Первый – теперь она знает, что это был Попович, – посмотрел на безжизненное тело Грейс. Затем бросил ее, будто она была кукла, которую он случайно сломал. Вопль вырвался из горла Натальи, но мужчина зажал ей рот рукой. Они связали ее, воткнули в рот кляп и вынесли из дома в поджидавший фургон.
Струи душа разбивались о ее голову, шею, спину, они пенились, пузырьки воздуха придавали воде мягкость. Они стекали по телу и рукам на стены душевой кабины, а она отдыхала, вдыхая насыщенный паром, пахнущий мылом воздух.
Она вдруг очнулась: что, черт возьми, я делаю? Выключила душ и вышла из кабины, пытаясь восстановить в памяти гнев и желание действовать, которые она чувствовала несколько минут назад. Холодный воздух отрезвил ее.
Она с силой шлепнула себя по лицу. Раз, другой. На щеках выступили красные следы. Прилив адреналина заставил ее заняться поисками чего-то – она не знала чего – острого, оружия, может. В шкафчике она увидела только пачку салфеток, тюбик пасты, аспирин, полоскание для рта, флакон мужского одеколона.
Делай же что-нибудь! Она должна… пока наркотик не подавил ее волю… сделать… что-нибудь.
Она швырнула флакон о стену, осколки разлетелись во все стороны. Наталья нагнулась и подняла зазубренный осколок.
Запах… Он напоминал ей об экзотических цветах и горькой терпкости лаймов, горячем летнем дне на море, об ощущении соли и ласкового ветерка на коже. Она ощутила тепло и защищенность, удовольствие находиться там и вдыхать запах лета, снова почувствовать свое нагое тело рядом с телом Мирко, его руки обнимают ее, держат, как что-то изысканное и драгоценное.
Наталья вздрогнула – она стоит в ванной комнате в луже натекшей с нее воды с осколком стекла в руке. Она нахмурилась. Надо что-то делать…
– Таша?
Она вздохнула, сердце неровно забилось. Она любила, когда он называл ее уменьшительным именем. Но она больше не может любить его, потому что…
– Ты плохой, – сказала она. – Ты, Мирко Андрич, плохой человек… – В ее голосе не было злобы. Она сказала то, во что верила, – и в этом не было никаких эмоций. Она хотела действовать, но забыла зачем…
– Слишком поздно… – печально произнесла она, будто отвечая на предостережение.
Андрич разжал ее руку, и она в недоумении уставилась на кусок цветного стекла. Он взял его рукой в перчатке и бросил в угол к другим осколкам, затем завернул ее в полотенце и вывел из ванной.
– Паук, – сказала Наталья, пристально глядя на прозрачную паутину, которой было затянуто все в комнате: пол, мебель, постельное белье. Затем картинка сместилась, иллюзия пропала, и она поняла, что это всего лишь прозрачная пленка, которой накрыты все вещи и паркет.
Мирко был одет в белый защитный костюм, на лице маска, капюшон закрывает волосы. Грех прятать его волосы. У Мирко всегда были такие чудесные волосы.
– Я болею? – Наталья чувствовала, что у нее кружится голова. Но ей было хорошо. Она была счастлива. Его руки такие теплые и сильные. Шелковые. Она не упадет, пока Мирко ее держит.
– Ты ведь не боишься, Таша?
– Боюсь? – Что за странный вопрос. Она повернулась в его руках, чтобы посмотреть ему в глаза. В них стояли слезы.
– Почему ты плачешь? – Она никогда раньше не видела, чтобы Мирко плакал.
– Ты всегда старалась поступать правильно, Наталья. – Его руки сомкнулись на ее шее. – Но это не всегда разумно.
Он вздохнул, в последний раз прося у нее прощения:
