— Сейчас уже лучше стало.
— Расскажи-ка мне еще раз, как это произошло.
Ребус медленно покачал головой:
— Давай лучше обсудим Карбрей. Насколько нам может оказаться полезен Роберт Найлс?
— Если повезет, мы вытянем из него не только его имя, чин и солдатский номер, — сказал Хоган, изготавливаясь для нового обгона.
Специальная больница в Карбрее находилась черт-те где, или, как выразился сам Хоган, «в потной подмышке у самого дьявола». Если верить Хогану, им надо было брать к западу от Дамфри по А-711 и потом ехать прямо, держа курс на Дэлбитти. Но, судя по всему, они пропустили поворот. Хоган на чем свет стоит ругал грузовики, плотная стена которых загородила им знак поворота и сам поворот. В результате с М-74 они съехали только в Локерби, где и повернули к западу на Дамфрис.
— Ты был в Локерби, Джон? — спросил Хоган.
— Только пару деньков.
— Помнишь эту бредятину с телами? Как клали мертвяков на лед катка?
Хоган медленно покачал головой. Ребус помнил: тела примерзли ко льду так, что весь каток пришлось размораживать.
— Вот об этом я и толкую, Джон. В этом вся наша Шотландия, все мы!
Ребус был другого мнения. Ему вспомнилось тихое достоинство, с каким жители городка восприняли катастрофу «Пан-Америкен». Ей-богу, это куда нагляднее характеризовало страну и ее народ. Он все думал, как справятся теперь жители Саут-Квинсферри со всей этой шумихой, наплывом народа, тройным кольцом взявших их в оборот полицейских, журналистов, горластых политиков. Утром, прихлебывая кофе, он просмотрел пятнадцатиминутные новости и выключил звук, завидев на экране Джека Белла, чья рука обвивала Кейт, лицо которой было призрачно-бледным.
Направляясь на встречу с Ребусом, Хоган накупил целую кипу газет. В некоторых, что вышли позже, успели тиснуть фотографии, снятые на всенощной: священника, дирижирующего пением, члена шотландского парламента с петицией в поднятой руке. Газета приводила слова одного из жителей. «Я лишился сна, — сказал он. — Совершенно не могу спать из страха, что за окном кто-то есть».
Страх — вот ключевое слово. Большинство людей проживают жизнь, не сталкиваясь с преступлениями и преступниками, но все равно они испытывают страх, и страх этот — непритворный и всепоглощающий. Полиция, призванная ослабить этот страх, слишком часто обнаруживает свое бессилие, свои промахи — полицейские прибывают слишком поздно, когда преступление уже свершилось, и занимаются они скорее расследованиями, чем профилактикой. А пока в выигрыше оказываются такие, как Джек Белл, люди начинают верить, что этот, по крайней мере, пытается что-то предпринять. Ребус помнил термины, часто фигурировавшие на их семинарских занятиях: проактивность, превалирующая над реактивностью, то есть демонстрация сочувствия в ущерб самому сочувствию. Терминологию эту можно было применить и к газетным статьям. В одном из таблоидов, безоговорочно поддерживавших кампанию Белла вне зависимости от ее результатов, он обнаружил такой пассаж: «Если нашим силам правопорядка оказалась не по плечу эта животрепещущая и все более грозная проблема, значит, ее решать нам — отдельным людям и организациям, чей долг подняться и приостановить волну насилия, грозящую поглотить и увлечь в бездну нашу культуру».
Как легко и просто писать подобные статьи, подумал Ребус: знай пересказывай своими словами речи члена шотландского парламента.
Хоган заглянул в газету.
— Торжество Белла?
— До поры до времени.
— Надеюсь. Меня от этого ханжи с души воротит.
— Попомню тебе эти слова, инспектор Хоган.
— Вот еще наши журналисты — тоже доказательство того, что мы катим в пропасть!
Они сделали остановку в Дамфрис выпить кофе. Кафе представляло собой безобразное сочетание пластмассы с плохим освещением, но это можно было простить за вкуснейшие бутерброды с толстыми рулетами из бекона. Хоган взглянул на часы и подсчитал, что в дороге они уже около двух часов.
— Хоть бы дождь кончился, — заметил Ребус.
— Вывеси флаги, — хмуро отозвался Хоган.
Ребус решил переменить тему:
— Бывал когда-нибудь в этих краях?
— Наверняка проезжал через Дамфрис, но что-то не помню.
— А я однажды здесь отпуск проводил. Путешествовал в фургоне по Солуэй-Фёрт.
— Когда же это? — Хоган слизнул с пальцев потекшее масло.
— Давно… Сэмми была еще в пеленках. — Имелась в виду дочь Ребуса.
— Есть от нее известия?
— Изредка позванивает.
— Она все еще в Англии? — Хоган увидел кивок. — Ну, удачи ей. — Раскрыв рулет, он выковырял оттуда кусочки жира. — Шотландская кухня, еще одно наше проклятие!
— Господи, Бобби, может, поместить тебя в Карбрей? Тебя охотно примут, и будешь ворчать там сколько угодно перед восхищенной аудиторией!
— Я только про то, что…
— Про что? Что и с климатом нам не повезло, и едим мы дерьмо? Может, велим Гранту Худу созвать пресс-конференцию, чтобы твое злобствование достигло ушей каждого из местных идиотов?
Хоган занялся едой, усердно жуя, но не похоже, чтобы глотая.
— Может, всему виной долгая поездка в душной машине? — произнес наконец он.
— Либо ты уж слишком плотно занят Порт-Эдгаром, — возразил Ребус.
— Да я же всего…
— Не важно, сколько времени ты этим занимаешься. Не уверяй, что спишь как убитый, хорошо? И вечером, возвращаясь домой, оставляешь все проблемы на работе! Что способен отключиться, переложить на кого-то ответственность или разделить ее с…
— Понятно. Но я же вот пригласил тебя, верно?
— И хорошо, что пригласил. А то в одиночку мог бы и под откос слететь.
— И…
— И даже оплакать тебя было бы некому. — Ребус покосился на приятеля. — Ну что, легче стало, когда выпустил пар?
Хоган улыбнулся:
— Ты, наверное, прав.
— Ну так учти это при расчете!
Разговор их окончился веселым смехом. Хоган настоял, что платить будет он. Ребус же взял на себя чаевые. Вернувшись в машину, они стали искать дорогу на Дэлбитти. В десяти милях от Дамфрис обнаружился единственный знак правого поворота, и, следуя ему, они съехали на узкий, извилистый, поросший посередине травой проселок.
— Видать, автомобилисты не очень-то жалуют эту дорогу, — заметил Ребус.
— Для туристов слишком удаленная, — согласился Хоган.
Здание в Карбрее строилось в радикальные шестидесятые специально под больницу — длинное, прямоугольное, изобилующее флигелями сооружение. С дороги флигелей не было видно, и обнаруживались они, лишь когда, поставив машину и доложив о своем прибытии, вы в сопровождении служителя вступали под сень толстых бетонных стен. Весь комплекс окружала проволочная ограда с камерами слежения наверху. В проходной им выдали ламинированные пропуска на красной ленточке, которые надлежало повесить на шею. Всюду были развешаны предупреждения о запрете проносить с собой определенные предметы — еду и напитки, газеты и журналы. Исключалось все острое и колющее. Передавать больным что бы то ни было разрешалось только после предварительной консультации с кем-нибудь из персонала. Проносить мобильник тоже не разрешалось. «Наших пациентов может вывести из равновесия любой пустяк,
