названия, у книги был и подзаголовок: «Тайные коды ДНК».
— Это «Витрувианский человек», — пояснил молодой коллега комиссара. — Здесь показаны пропорции человеческого тела, этот рисунок иллюстрирует гармоничность человеческого тела. Человек с разведенными в стороны руками и ногами вписывается в самые совершенные геометрические фигуры — квадрат и окружность. А знаешь, что Леонардо был левшой?
— А зачем это надо знать?
— Да просто так. Для повышения культурного уровня.
Шарко углубился в чтение текста на задней обложке. К ним подошел Белланже:
— Ну и что ты тут вычитал?
— Ничего не понимаю в этой аннотации! Послушай: «Почему числа двадцать шесть и тринадцать говорят о гармоническом большинстве отношений между миллиардами кодонов, составляющих человеческий геном, и наиболее часто встречающимся кодоном из шестидесяти четырех возможных типов кодонов? Как числа двадцать шесть и тринадцать распоряжаются этой гармонией? Почему среди трех миллиардов оснований, образующих молекулу ДНК, каждый кодон находит свою пару — свое отражение? Почему человеческий геном подчиняется закону золотого сечения? Эта работа, адресованная специалистам и просто увлеченным людям, даст ответы на многие давние ваши вопросы о том, как неустанно создается природой жизнь».
Белланже, казалось, лишился дара речи. Шарко перелистал первые страницы и вздохнул:
— По-моему, тут все так сложно, что без специального образования не разобраться. Целые страницы последовательностей нуклеотидов в ДНК, везде математические формулы, графики, текста почти нет. Почему Тернэ показал нам на эту книгу?
— Видишь подзаголовок: «Тайный код ДНК»? А на груди трупа были выжжены буквы X и Y. Может быть, эта книжка говорит не только о том, что можно прочесть на ее страницах? Может быть, она открывает нечто большее?
Белланже угрюмо полистал монографию, потом, со вздохом положив ее в полиэтиленовый пакет с застежкой-молнией, сказал:
— Сейчас же передам ее в лабораторию, криминалистам. Пусть эксперты-биологи, если понадобится, хоть ночь над ней просидят. Я хочу понять, куда это мы вляпались.
Вернувшись на набережную Орфевр, Шарко первым делом подошел к одной из камер предварительного заключения. Парень в черной пижаме сидел в углу и медленно перелистывал страницы своей книги. Одну, другую, третью… В черных его глазах мерцали искорки, и казалось, он пытается что-то найти на этих чистых страницах. На вид — лет двадцать, всклокоченные светлые волосы, длинные костлявые руки с чуть загнутыми наружу большими пальцами. Губы парнишки шевелились, но Шарко не удалось разобрать ни слова из того, что он шептал.
— Кто ты такой? — спросил комиссар. — Что ты там бормочешь? И что ты ищешь на пустых страницах?
Юноша не поднял головы, не отозвался. Шарко, сжав зубы, отвернулся от решетки и пошел на третий этаж, в переговорную, где собралась его бригада. Бледные, осунувшиеся лица, на столе валяются окурки, стоят пустые стаканчики из-под кофе. Шел второй час ночи, и ни у кого уже не оставалось желания разговаривать. Паскаль Робийяр лениво вертел в руках резинку, Жак Леваллуа беспрестанно зевал, и только у Николя Белланже вроде бы еще оставались силы — во всяком случае, их хватало на раздачу последних указаний:
— Задача номер один: разобраться, кто этот тип в пижаме. Нам надо заставить его говорить, нам надо понять, что он там, у Тернэ, делал. Ты, Паскаль, обзвонишь все психиатрические больницы и полицейские участки — узнаешь, не сбежал ли кто оттуда. Кроме того, ты раскопаешь прошлое Тернэ: я хочу знать, кто он такой, с кем вместе работал, были ли у него враги. Может быть, этот псих в пижаме — его знакомый или родственник, кузен там какой-нибудь, племянник, словом, мальчишка, за которым он с детства присматривал по неизвестной нам причине. Ты, Шарко, займешься его профессиональным окружением и амурными делами. Поговоришь с коллегами по госпиталю в Нейи, с друзьями. Судя по сообщениям на автоответчике, женщины у него были. Тут тоже надо будет покопать. Дело становится масштабным, самим нам ни за что не справиться, нам нужна поддержка, нам нужны думающие головы и умелые руки, и потому с завтрашнего дня с нами с утра до ночи будут работать ребята из бригады Маньяна.
Шарко нахмурился:
— А что, с делом Юро они уже покончили?
— С делом Юро? С делом Юро они в полном тупике. Ни единого следа, даже намека. Ну и, исходя из этого, шеф выдвинул на первое место наше дело и дает нам подкрепление.
— Маньяну это не понравится.
— Вот уж на что мне наплевать!
Белланже повернулся к Леваллуа:
— А тебе, Жак, придется понаблюдать за вскрытием, оно начнется через час. Готов к бессонной ночи?
Молодой человек пожал плечами:
— Кому-то ведь надо туда идти…
— Вот и отлично. Кроме того, я дал номер твоего мобильного заведующему биолабораторией, где сейчас изучают эту книгу про ДНК, «Ключ к замку». Дал его с надеждой, что где-то среди ночи тебе позвонят и скажут что-нибудь интересное.
— Можно подумать, сейчас не середина ночи…
Белланже удалось улыбнуться. Он оглядел свое войско, потом быстро очистил белую доску, висящую на стене позади него.
— Ладно, идите. У меня тут еще тонны три бумаг, которые надо изучить к утру. Пока-пока, до скорого!
Шарко не просто беспокоился, он уже бесился. Сидя за рулем машины и не трогаясь с места, он пытался дозвониться Люси, но она не брала трубку. Ну да, поздно, кто бы спорил, поздно, но все-таки какого черта она не отзывается? С ней что-то стряслось там, на Монмартре, или потом? Может, что-то с машиной? Он резко затормозил, сразу не заметив, что загорелся красный. Эта северянка снова не выходит у него из головы, так недолго и свихнуться. Так старался надежно отгородиться от нее, и вот, пожалуйста: двери распахнулись, поток хлынул, и барьеры сметены.
Ссутулившийся, опустошенный, ни о чем, кроме самого плохого, уже не думавший, он поднялся на площадку, и тут из темноты к нему метнулась легкая тень.
Люси Энебель, которая сидела у его двери с телефоном в одной руке и книгой Тернэ в другой, вскочила и, не скрывая нетерпения, бросилась к нему. Заглянула в глаза:
— Скажи, они ведь не нашли там моих следов?
25
Шарко пропустил ее впереди себя в квартиру, запер дверь на ключ, схватил Люси за руку, втащил в гостиную, а сам кинулся к кухонному окну.
— Кто-нибудь видел, как ты входила в дом? Ты с кем-нибудь говорила?
— Нет.
— Но почему ты на звонки-то не отвечала?
Люси осмотрелась. Первый раз она пришла в эту квартиру больше года назад. Тогда она спала вот тут, в этой комнате, на диване, он — у себя в спальне. Кресло на прежнем месте, а вот фотографии жены и дочери Франка, которых было так много, исчезли. Никаких напоминаний о прошлом, никаких мелочей, никаких игрушек, безделушек. Почему ей кажется, что квартира стала безжизненной, лишилась души, стала
