бы помогать ему в махинациях с ворованным добром, если бы не решилась перехитрить Тони Вердуччи…
Последним, что Кристина обнаружила в коробке, была губная помада. Идеального винно-красного цвета. Она пошла в ванную и накрасила губы. Спасибо тебе, Мелисса В., прошептала она, разглядывая себя в зеркале, ты не представляешь, как мне это нужно. Теперь у нее были помада, платье, туфли. В комоде лежали приличная пара колготок, черный лифчик, который был ей впору, в тон ему черные трусы, дешевая маленькая сумочка с разорванной подкладкой и пузырек с духами, подаренный Мейзи. Она будет выглядеть — что ж, выглядеть она будет не то чтобы
Шесть часов спустя она лежала в постели в семидесяти кварталах от дома миссис Сандерс, в ап- тауне, на тридцатом этаже в квартире едва знакомого парнишки. Чего только не было в тот вечер — приставания, наезды, непристойные жесты, грубые шутки, сальные намеки, серьезные вопросы, непрошеные исповеди и, наконец, забористые коктейли. Между делом она вспомнила старую забаву: рука нащупывает пенис партнера и крепко его обхватывает. И позабавилась…
— О, вау, — промычал тот, обдав ее запахом водки, начос и орехового ликера, который они вместе распили.
Он был мальчишкой, всего-то лет двадцать пять, не больше. Бары Верхнего Вест-сайда были полны таких мальчиков в костюмах. Он не был искушен в сексе (если ей позволительно было еще судить об этом), он не умел еще достичь того гипнотического ритма, которым так божественно владел, черт бы его побрал, Рик. Похоже, этот парень думал только о собственном удовольствии. Пора было заканчивать. Она прошептала ему в ухо наигрязнейшую пошлятину, даже сама
— Пойду пописаю, — прошептала она.
— Угу-у, о-о.
Она стояла перед зеркалом в ванной, рассматривая свои груди. Похоже, они слегка обвисли. Всего лишь чуть-чуть. Ее соски опухли от поцелуев, шея была в пятнах в тех местах, где он слишком усердно вдыхал духи Мейзи. Она открыла шкафчик, не нашла там ничего интересного, кроме какой-то отбеливающей зубной пасты. Я начала день в тюрьме, а сейчас стою голая в ванной какого-то мужчины, подумала она. Это было кое-что. Села на толчок. В голову влетела мыслишка, из тех, что приличной не назовешь. Но у нее не было другого выхода. Этот парень хвастался в баре, что заработал в прошлом году триста тысяч, включая премиальные. С точки зрения марксизма, ее преступление можно будет рассматривать как перераспределение капитала — от имеющего его в избытке к неимущему.
Она спустила воду и на цыпочках вернулась в спальню. Он лежал на спине, кондом Мелиссы Вильямс, как покосившаяся шляпка, все еще был на нем. Здорово! Ее мать часто повторяла, что они — «два сапога пара», то есть могут забеременеть, «даже если парень кончит в собственные трусы». Странно, что она ни разу не забеременела от Рика.
Кристина отметила, что парень вполне хорошо выглядел, словно модель на рекламе нижнего белья. Но интереса к нему — никакого. Оргазма и близко не было. Отчего? У нее бывали триллионы оргазмов. Но сейчас она потеряла форму и немножко нервничала. К тому же он был неуклюж. Все это походило на неудачное посещение аттракциона в Луна-парке — сначала все выглядит как веселое времяпрепровождение, но удовольствие испытываешь единственно от того, что все закончилось.
— Эй, золотце.
— Я-х-х?
— Ты в порядке?
Он перевернулся, руки разметались, все еще пьяный.
— Это что-то, из меня прямо на хрен
Кристина нащупала на полу его брюки. В баре он пользовался кредитной картой, но она заметила наличные в его бумажнике.
— Перевернись. Я тебе спину помассирую.
Что он и сделал. Сговорчивый парень. Да, и в общем-то, неплохой. Старался изо всех сил. Им бы еще трахнуться несколько раз, чтобы слегка поднатаскать его. Она погладила парня по плечам, а потом ее ладонь скользнула по позвоночнику. Великолепная гладкая спина, широкая, как дверь. У женщин таких плеч не бывает. И зад не дряблый. Мейзи была права: Кристина возвратится к мужчинам; более того, она их возьмет с бою. Ладонь ее вернулась к лопаткам, она вслушивалась в то, как его дыхание становится глубже. Другой рукой нащупала бумажник. Не так уж там и много. Она сунула четыре-пять купюр в трусы.
— Длинный выдался у тебя денек, — рука ее продолжала двигаться.
— Ага-а, да-а, оч-чень, — пробулькал он. — Большой день, очень даже. Что только не случилось. А ты? Как тебе этот денек?
— Так себе, если не считать
Он осклабился.
— Тебе понравилось? Я парень хоть куда?
— Да, — и она равнодушно чмокнула его в шею. — Но мне пора идти.
— О-о нет.
— О да.
— Девушки обычно хотят остаться.
— Какие девушки?
— Все, которых я знал.
Она помассировала ему шею и опять поцеловала. А он все-таки ничего.
— Может, таких, как я, у тебя не было?
— Эй, уж это точно. Черт, ты как
— Я оставила свой номер.
За свою доверчивость он заслужил еще один поцелуй, а может, даже три или четыре прямо вдоль хребта. Ей хотелось заснуть, лежа на нем. Еще чего, скомандовала она себе, уходи сейчас же.
— Я сейчас встану, вызову такси, — сказал он.
— Нет, ты
Он вздохнул в подушку.
— О, я захочу. Аллах свидетель,
А я еще кое-что прихвачу, подумала она, и пропажу ты скоро обнаружишь. Пять минут спустя, одетая в свое черное платьице, не растеряв ни единой клевой пуговки, с перераспределенными купюрами в сумочке, она вышла на улицу, держа в руках картонную коробку из прачечной. Уже в такси она пересчитала купюры — пять сотенных. Затем она раскрыла скрепленную степлером коробку. В ней было именно то, что она надеялась найти, — десять рубашек индивидуального пошива, свеженакрахмаленных, выглаженных и без монограмм. За каждую она получит не меньше десяти баксов от того старикашки в «секонд-хенде». Шестьсот баксов — и угощение. Не так уж плохо. Она напомнила себе, что нужно остановить такси за квартал от дома, на случай если кто-то спросит таксиста, куда он ее отвез. Она ненавидела себя за то, что прибегла к краже, или, лучше сказать, почти ненавидела. Но ведь ей приходилось начинать все сначала — и если она облажается с первого дня, новой жизни ей не видать, как своих ушей.