Форсаж

Кэрролл-стрит, 604, Бруклин

11 сентября 1999 года

Рассвет. Ночь в грузовике прошла без происшествий. Он выгнулся и посмотрел в зеркало заднего обзора. Надо причесаться и привести себя в порядок. Кофе и сэндвич под передним сиденьем. Открыл дверь и помочился. Видеть его вроде бы никто не мог. Для стоянки он выбрал работавший круглые сутки спорткомплекс. На всякий случай купил бейсбольную биту и засунул ее под сиденье. Хотя, пока спишь, от биты никакого толку. Стоит кому-то просунуть ствол в приоткрытое для вентиляции окно — и больше никогда не проснешься. А звук выстрела заглушит кабина. В общем, он решил, что оставаться на этой стоянке небезопасно и что нужно найти круглосуточный гараж. Там можно скрываться, сколько хочешь.

Рик вылез из грузовика — спина затекла, на ногах башмаки покойного фермера — и потянулся. Распластался над асфальтом и сделал пятьдесят энергичных отжиманий. Потом еще пару десятков вполсилы. Стар он становится для всей это хреновой аэробики.

Вчера утром судебный клерк сказал, что Кристину освободили до его прихода. Рик чуть не придушил мерзавца. Возможно, просто бюрократическая неразбериха. Или затея Пека, который задумал пустить Рика по ложному следу, чтобы начать за ним слежку прямо от ворот тюрьмы. А может, они хотели, чтобы кто-то еще за ним следил — один из парней Тони Вердуччи, какой-нибудь двадцатилетний молокосос с рулоном банкнот в кармане (Рик и сам был недавно таким). Когда он узнал, что Кристина на свободе, то понял, что других дел в городе у него больше нет. Будь благоразумным, внушал он себе. Не сделай какую-нибудь глупость, не начни таскаться по барам, не иди на поводу у похоти. Главное, не заводи шашни с женщинами. Ты так изголодался по ним, что веры тебе ни на грош. Посиди и подумай — могла ли она убежать далеко. Нет, скорее всего, она где-то тут, поскольку влюблена в Нью-Йорк и больше нигде жить не сможет. Только в гуще зданий, людей и шума городских улиц. Рик знал, что денег у нее нет — откуда им взяться? Вдруг начнет появляться в старых забегаловках, где у Тони Вердуччи хватает осведомителей? Тогда дела ее плохи. Что же ты собираешься предпринять, Рик? На что годишься?

Все это время, которое он провел в домишке у океана, окажется впустую потраченным, если не воспользоваться его уроками. Ты обязан стать лучше и пустить в ход бейсбольную биту, если до этого дойдет дело. Он собирался найти ее и спасти от Тони, и, может быть, она опять захочет с ним встречаться. Тогда они посмотрят, звучат ли все еще прежние струны. Конечно, он верил в то, что звучат. А если она навсегда порвала с ним? Что ж, пусть так. По крайней мере, он попытается восстановить отношения, чтобы не упрекать себя после.

Ты можешь ее разыскать, размышлял он, до того, как это сделают люди Тони. Ведь ты знаешь Кристину, а это немало, знаешь, что ей нравится. Она позвонит матери. Через силу, но позвонит.

Его проблема была в том, что у него кончались деньги. Осталась всего сотня. Он плюхнулся всей своей массой на сиденье грузовика и взял последний помидор со щитка. Идеальный, ни единого пятнышка. Съел его, пачкая бороду соком и думая о тетушке Еве. Если она не поменяла замки, его шансы были неплохими. Зайдет — и выйдет, всего несколько минут; никто ничего не заметит. Собранный, функциональный. Человек, который действует по плану. Он завел мотор и тронулся в сторону «Вестсайд хайвэй», оттуда, объехав Нижний Манхэттен, повернул к Бруклину, где на Карлтон-стрит, что между Четвертой и Пятой авеню, со времен его детства жила тетушка Ева. Наверняка кто-нибудь из напомаженных стариков в кримпленовых брюках еще помнил Тони Вердуччи, когда он был молодым. Некоторые да же знали Пола. Но большинство старых семей вымерли, а их отпрыски, переженившись, уехали. Теперь в старинных домах из коричневого камня жили другие люди, зажиточные, в основном работающие в Манхэттене — в юридических фирмах, инвестиционных банках и компьютерных компаниях.

В квартале, где жила тетушка Ева, здания были построены не из старинного, а из простого кирпича. Незатейливые, приземистые, в три этажа. Но она никогда не уедет отсюда и дом никогда не продаст. Возможно, что и замок не сменила, и деньги его все еще целы.

Он свернул с Флэтбуш и поехал на юг в сторону Четвертой авеню. Толстая женщина в коротком желтом платье и желтых ботинках стояла на углу, посасывая собственный палец, и провожала взглядом проезжающие машины. Юродивая, подумал Рик.

По улице в этот ранний час проезжали только такси, микроавтобусы, развозящие газеты, да полицейские машины. Рик решил объехать квартал тетушки Евы, чтоб прояснить обстановку. На углу Кэрролл и Пятой, на заднем дворе корейского магазинчика деликатесов, горел свет, и какой-то бедолага-мексиканец сидел на скамейке и чистил морковь. Рик почувствовал запах пекарни, что находилась вниз по улице. Никто не узнает ни его грузовик, ни его самого. Когда он в последний раз появлялся здесь, то щеголял бритой головой, ручищами в двадцать два дюйма и усами а-ля Фу Манчу. Мышцы распирало от гормонов роста. Теперь он выглядел ординарно — обычный здоровенный мужик из Бруклина, который просто проезжает себе мимо. Но если его кто-нибудь опознает, новость немедленно дойдет до Тони Вердуччи. Рик припарковал машину на дорожке, ведущей к складу лесоматериалов на углу Четвертой авеню и Кэрролл-стрит. Было еще слишком рано, и склад был закрыт. Так что его грузовик может там постоять с десяток минут, а больше времени и не потребуется. Он взял с собой галонное ведерко каминного цемента, купленное днем раньше. Никаких подозрений ни у кого не должно возникнуть: как будто он несет банку с краской. Всего десять минут — какое кому дело до грузовика. Вопрос был в том, соблюдались ли правила поведения в квартале тетушки Евы и до какой степени окрестное хулиганье находилось под контролем.

Помнится, раньше достаточно было нарваться на кучку молодых ребят с модными стрижками, чтобы напороться на неприятности. Так по крайней мере было раньше. А теперь… Что он знал о жизни? Она свелась для него к тому, как выращивать кукурузу, пришвартовать к причалу лодку, разговаривать с мертвой рыбой. По магазинчикам на углу Рик мог судить о том, что в районе стало больше черных и пуэрториканцев. Но, поднимаясь вверх по склону, он не увидел ни граффити, ни толстых решеток на окнах, ни битого стекла вдоль тротуара. Из автомобилей, как ему показалось, больше всего было американского производства без затейливой отделки и всякой дряни, вроде амулетов, игральных костей, свисающих с зеркала заднего обзора. Номерные знаки не обвешаны елочными огнями по периметру. Мешки с мусором, аккуратно завязанные, уже вынесены, скоро их подберет мусорка. Все это означало, что в квартале еще живут старые семьи. И что маленькие усохшие вдовушки, страдающие бессонницей и поглядывающие из окон, могут при виде незнакомца вызвать полицию или нашептать тетушке Еве, если узнали его. Они все здесь между собой знакомы и ведут долгие разговоры, стоя на улице с пакетами рулетов из пекарни. Рик спешил вдоль улицы с опущенной головой и ведерком в руке. Подойдя к заветной двери, сунул старый ключ в замочную скважину и бесшумно вошел. Рик знал, что тетя спала в задней спальне наверху. Стол рядом с дверью был завален почтой. Любопытно, от кого конвертики, но он не стал тратить время попусту. Вошел и ушел, Рикки, вошел и быстро ушел.

Он бросил взгляд на лестницу рядом с входной дверью — темно, ни звука. Проскользнул вдоль стены коридора, по той его стороне, где доски пола не так скрипели. Кто-то починил дверь, ведущую в подвал. Рик спустился по лестнице и зажег одну лампочку. Этого света было достаточно, чтобы разглядеть коробки с трухой писем и фотографий, поломанную садовую мебель, груды одежды, принадлежавшей дяде Майку, погрызенной мышами, заплесневелой, двадцать лет не ношенной. Свалка ржавых велосипедов и тележек, на некоторых Рик катался ребенком. Камин был таким старым, скорее всего, он был сложен во времена, когда дядя Майк и тетушка Ева жили регулярной половой жизнью, и находился в узком прямоугольном закутке. К нему с потолка тянулись, словно щупальца осьминога, обернутые асбестовой изоляцией трубы воздухопровода. Рик заметил коробку с воздушными фильтрами для каминной топки. Кто-то тетушке Еве их меняет. Он протиснулся за каминную топку, прилегавшую к стене, смежной с домом семейства Маринарос. Затем обхватил руками жестяную трубу дымохода, тянувшуюся от топки к камину. Труба была замазана каминным цементом в том месте, где она уходила в кирпичную кладку камина, чтобы предотвратить утечку углекислого газа в подвал. Рик расшатал трубу, цементная замазка треснула, и он выдернул ее из гнезда. В камине открылась черная круглая дыра. Он просунул руку в закопченное отверстие и пошарил по стенке. Тогда, четыре года назад, устраивая тайник, Рик вынул один из наружных кирпичей из гнезда, стесал соседний рыхлый кирпич и запихнул в образовавшуюся нишу толстый пакет, обернутый водонепроницаемой лентой. Потом тыльной стороной ладони вогнал кирпич обратно, чтобы он не выпирал из кладки, и вбил в