передний дозор, явно избегая встреч с носителями разума. Мое видение с возами и с товаром, легко накрылось медным тазиком, что будет мне впредь наукой. Нефик обременять видение ненужными деталями, не влияющими на конечный результат. Атаман не пропустил возможности вставить мне шпильку, легкую, чисто для порядка, чтоб не забывал, кто в доме батька.
– А что Богдан, ошибся выходит святой Илья? Без возов едем, не по дороге. – Ехидно перечислял все несоответствия.
– Моя вина батьку, недоглядел, спешил вам рассказать, а оно вон как вышло. Не зря люди говорят, кто спешит, тот людей смешит. Оно, по уму, обождать нужно было. Первое видение плохо видно, все как в тумане, время проходит, снова тебе показывает, уже лучше все тебе видно становиться, а когда третий раз, тут уже как будто перед глазами все стоит. Поспешил я батьку, опростоволосился. Нет теперь веры к моим словам. – Я тяжело вздохнул, невыносимо переживая от такого позора. По крайней мере, мне хотелось верить, что так это выглядит со стороны.
– Вон оно как получается, с видениями. Сколько лет живу, а такого не слыхал. Да ты себя не казни так Богдан, дело для тебя новое, видения то только сейчас видеть начал, поспешил, так оно понятно, дело молодое, главное, что ты корень верно узрел. Верно, узрел ты корень, Богдан? – Атаман испытующе глядел на меня. Если перед этим у нас с ним была интеллектуальная разминка на тему 'Сделайте из черного белое и наоборот', то эту уже был вопрос. Он означал простую вещь. Не уверен, не обгоняй. А решился, вся ответственность на тебе.
– Не сомневайся, батьку, три раза глядел, десять сабель останется с мурзой, остальные дозором пойдут. Тут мы его и повяжем.
– А с казаками как? Все целы останутся, или погибнет кто? Что тебе святой сказал? – Это уже был даже не вопрос. Это была лотерея. Можно было начинать растекаться мыслью по древу, и наводить тень на плетень, но это автоматом ставило под сомнение предыдущее утверждение.
– Все живыми вернутся батьку, никто не поляжет.
Это было рисковое предположение, но не очень. В таких операциях, либо без потерь, либо никто не возвращается. От случайностей, конечно, никто не застрахован, но народ ехал опытный, глупостей уже наделавший, и на чужие глупости насмотревшийся. Так что случайных проколов со стороны исполнителей быть не должно. Все остальное было мной продумано в деталях, еще той ночью, когда выяснял с напильником в руках все мелочи и заставлял вспоминать допрашиваемого казака, вещи, на которые он никогда не обращал внимание.
– Смотри Богдан, думай добре. Ты казак смелый, и смерти не боишься, то я добре знаю, но смерть она разная бывает. – Без угрозы, но очень серьезно сказал атаман и продолжил.
– Долго у меня душа не лежала, десятком, без коней, на тот берег плыть. Но остальным то в душу запало, что ты сказал, вот и склонили они меня втроем на твою сторону, Богдан. В одном вы правы, без того мурзы, беда может случиться. А по-другому его добыть нельзя. Но подумай еще раз, время терпит. И добре думай головой своей. Не додумаешь чего, уже думать не сможешь. – Простенько, но со вкусом, подытожил атаман, и ускакал вперед.
Заночевали мы на небольшой поляне, и с утра продолжили путь. Ехали еще осторожней, чем вчера. До запланированной встречи оставалось полторы сутки. По полученным сведениям, Фарид, будет их ждать завтра, с полудня до вечера. После полудня, Сулим, с переднего дозора, прискакал к атаману и сказал, что по его разумению пора выезжать на дорогу. Нужная круча, с оговоренным местом, должна быть рядом. 'Язык' подтвердил, что нужное место рядом, и расположившись на ближайшей поляне, мы стали ждать когда атаман, который взял с собой 'языка', Сулима, Нагныбиду, и Ивана, вернется с разведки. Сами тем временем взялись обустраивать лагерь и собирать сушняк. Пока они вернулись, мы успели поставить казаны на костер. Приехал атаман довольный, противоположный берег был пустой, можно было начинать операцию. Отправив молодых, то есть, меня, Давида и Демьяна, который тоже оказался в числе восьми казаков с нашей деревни, которых выбрал атаман, копать могилу, атаман с остальными казаками, усевшись возле костра, принялись обсуждать, когда и как лучше форсировать Днепр. Когда мы вырыли могилу, атаман велел развязать и привести пленного. Зная, что он не особо может ходить с разбитыми коленями, привел лошадей с носилками к могиле, и мы вдвоем с Давидом, вытащили его, размотали веревки, и поставили вертикально.
– Становись на колени, казак, и читай молитву, отмучился ты, скоро предстанешь пред светлые очи Отца нашего небесного. – Обратился атаман к пленному.
– Он не может стать на колени, батьку, у него колени разбиты, – объяснил я заминку со стороны пленного.
– Читай стоя, – не стал возражать атаман. Пленный беззвучно, одними губами прочитал 'Отче наш' и трижды перекрестился.
– Пусть простит тебе Господь твои грехи, – промолвил атаман, и выразительно кивнул мне.
Вот почему-то, я был в этом заранее уверен, что из всех стоящих рядом, он выберет именно меня. Одним слитным движением выхватив кинжал, и воткнул пленному в пустую глазницу, одновременно протягивая дальним концом клинка вдоль всей затылочной области. С негромким хрипом, уже мертвый, он упал нам под ноги. Не знаю, что за испытания мне атаман устраивает, и что он увидеть хочет, но как говорил один умный человек, не знаешь, как быть, будь самим собой. Почистив кинжал об жупан покойника, и вложив его в ножны, стал ждать дальнейших распоряжений.
– Закопайте его, и приходите, каша поспела, – распорядился атаман, в очередной раз, с веселым интересом, разглядывая меня, и отошел к костру.
Стащив с покойника сапоги, и затащив его в яму, достал из рукава его жупана, красную китайку, которую нашел в его сумках, когда искал китайку пожилого, и заблаговременно запрятал ему в рукав. Руки у него были примотаны, так что потерять ее было трудно. Накрыв ему лицо, вылез из ямы, и глядя на неподвижных Демьяна и Давида, посоветовал им идти к костру, тут, мол, сам справлюсь. Давид, очнувшись, начал засыпать, а Демьян сверлил меня ненавидящим взглядом. Не смотря на все мои попытки наладить с ним отношения, он продолжал меня ненавидеть, с жаркой, безответной страстью. И чем больше появлялось доказательств, что Оттар получил за дело, тем жарче становились его чувства. Это очень характерно для людей, винить в своих проблемах кого угодно, только не себя. Наконец, он не выдержал, и злым шипящим голосом негромко сказал,
– Что, понравилось тебе Богдан, безоружных казаков резать?
– Нет, не понравилось. – Коротко, стараясь не вступать в дискуссию, ответил ему.
– А по тебе не скажешь, рожа довольная, что с казака сапоги стащил!
– Он эти сапоги, как и твой друг Оттар, заработали, продавая наших девок, татарам в неволю. Что-то больно ты таких казаков жалеешь, Демьян. И что ты мне на ухо шипишь, точно змея? Идем к казакам, скажешь, что у тебя на сердце, пусть товарищество нас рассудит.
– То никого не касается, только нас двоих!
– Забыл ты видно, что не на гулянке мы с тобой, а в походе, и какая кара за разбрат в походе положена, видно тоже забыл. Последний раз тебя прошу Демьян, по-доброму прошу, попридержи свой язык. Следующий раз откроешь свой рот, доложу атаману.
Что-то невнятно шипя себе под нос, Демьян перебрался, на другой край ямы, а мне, кидая шоломом землю, все не давала покоя мысль. Иисус рекомендовал прощать обиды, брату своему, имелось ввиду близкому человеку, не семь раз, а семьдесят семь раз. Поэтому, никак не мог решить, проходит ли Демьян по этому критерию, и как мне со счета не сбиться, чтоб на семьдесят восьмой раз начистить ему рыло, чтоб за все семьдесят семь раз хватило.
После раннего ужина, или позднего обеда, атаман велел отдыхать, потому что, среди ночи, ближе к утру, начнем переправу. Не успел задремать, как надо было вставать и выдвигаться пешком к берегу Днепра. С собой велено было иметь лук со стрелами, щит, и любимое оружие ближнего боя против доспешного воина. Кто брал чекан, кто боевую палицу, я взял короткое копье. Грузились в лодку либо трое больших, либо четверо меньших казаков, затем один переправлял лодку обратно. Если бы не канаты, привязанные к лодке спереди и сзади, то без огней, ночью, попасть в тоже место, невозможно. А так у нас был аналог паромной переправы. Когда нужно было тянуть в противоположную сторону, кричали на лодке пугачом, и совместными усилиями перетаскивали лодку через реку. За четыре ходки одиннадцать бойцов были переправлены. Демьян остался с лошадьми, ждать нас на правом берегу.
