двоюродным братом.
«Мне придется рассчитывать лишь на свои силы, — подумал Соклей, раздраженный тем, что от Менедема сейчас не было никакого толку. — Но кто же мог подумать, что мы понадобимся Птолемею? Будь справедлив!»
— Значит, нет? — прогремел македонский генерал. — А вот Дионис утверждает другое, и я с ним согласен. Пятьдесят драхм за то, чтобы доплыть от мыса Сунион досюда? Это разбой.
— Разбой? Нет, господин. Клянусь египетской собакой! — горячо воскликнул Соклей.
Птолемей в ответ приподнял мохнатую бровь.
— А я говорю тебе, что это разбой.
— А я говорю, что вы рассуждаете, как дурак… господин, — парировал Соклей.
Обе брови Птолемея одновременно взлетели вверх. Двое его стражников зловеще зарычали. Но Соклею было на это плевать. Сейчас ему вообще было на все плевать. Почти давясь от ярости, он продолжал:
— Я скажу тебе, что такое настоящий разбой. Разбойники — это вообще-то шайка улюлюкающих шлюхиных сынов, которые всем скопом бросаются на твое судно и убивают твоих людей и крадут твое добро… похищают самые драгоценные твои вещи. Уж я-то видел разбойников…
Соклей думал, что боль от потери черепа грифона слегка притупилась, но теперь она вспыхнула вновь.
— Это случилось между Андросом и Эвбеей. Поэтому пусть эринии заберут твоего драгоценного Диониса, раз он называет нас пиратами! Никто не держал нож у его горла, силой заставляя отправиться с нами. Он мог выйти в море на любом другом судне, если бы захотел.
«Пусть эринии заберут тебя, раз ты называешь нас пиратами». Соклей не сказал этого Птолемею, но это повисло в воздухе.
В андроне надолго воцарилась тишина. Некоторые из приближенных Птолемея уставились на Соклея; другие смотрели на правителя Египта.
«Как давно его называли в лицо дураком? — гадал Соклей. — Наверное, с тех пор прошли годы».
Что-то сверкнуло в глазах Птолемея. Удивление или гнев? Соклей не мог угадать.
— Если ты думаешь, что можешь как угодно меня оскорблять, потому что явился из свободного и независимого полиса, то жестоко ошибаешься, — наконец произнес генерал.
Соклей заставил себя встретиться с ним взглядом.
— Если ты думаешь, что можешь как угодно нас оскорблять, потому что владеешь Египтом…
— Я прав, — перебил Птолемей.
— Может быть, ты и прав, господин, но беспристрастен ли ты? — спросил Соклей. — Когда мы в прошлый раз были на Косе, ты сказал, что хотел бы попасть в Афины и встретиться с Платоном. Как ты думаешь, назвал бы Платон твое поведение беспристрастным?
Птолемей поморщился.
Соклей спрятал улыбку.
Множество знатных македонцев жаждали, чтобы их считали культурными эллинами, а Птолемей действительно получил хорошее образование и воспитание.
Внезапно Птолемей резко кивнул.
— Очень хорошо. Беру свои слова назад. Теперь ты счастлив?
— Спасибо, почтеннейший, — ответил Соклей.
Телохранители и придворные расслабились.
— Но я по-прежнему считаю, что плата за проезд была неслыханно высока, — продолжал Птолемей.
— Мы занимаемся своим делом, чтобы получать прибыль, господин, — пожав плечами, ответил Соклей. — И, как я уже сказал, Диониса никто не заставлял с нами плыть, он вполне мог отказаться, если его что-то не устраивало.
— Если бы он не отправился с вами, он мог бы надолго застрять на Сунионе, — возразил Птолемей.
Соклей только снова пожал плечами.
Взгляд правителя Египта стал проницательным.
— Ты сказал, что потерял свой самый драгоценный груз? Я слышал другое.
Соклея прошиб ледяной пот.
— Господин? — Он с огромным трудом выдавил это слово, потому что смертельно боялся того, что Птолемей скажет дальше. Неужели?..
И его худшие опасения подтвердились.
— Я слышал, ты торгуешь изумрудами. Вернее, не ты… а твой двоюродный брат.
Он указал на Менедема.
— Вот этот парень. В прошлый раз, когда я его видел, он был куда разговорчивей. Хотел бы я знать почему. Если вы торгуете изумрудами, они явно были вывезены контрабандой из Египта. Я не люблю контрабандистов. И не люблю тех, кто имеет с ними дело.
К удивлению Соклея — и, наверное, к не меньшему удивлению Птолемея, — Менедем разразился смехом.
— Обыщите меня, господин, — предложил он, поклонившись правителю Египта. — Пусть твои стражники ищут, где хотят. А поскольку твои люди не воры, пусть они явятся на борт «Афродиты» и обыщут акатос тоже, добро пожаловать. Если найдешь хоть один изумруд, можешь сделать со мной что захочешь.
«Он же продал последний камень на Кеосе», — вспомнил Соклей и кивнул.
— Мой двоюродный брат прав, господин. Дионис злится, потому что ему пришлось много заплатить за проезд, вот и пытается втравить нас в беду.
— Возможно, — сказал Птолемей. — Да, это вполне возможно. Но, с другой стороны, ты можешь и блефовать. Кто знает, что ты за мошенник?
И он повернулся к стражникам:
— Родосцы сами предложили — так идите и обыщите их, да получше.
— Да, господин, — хором ответили стражники.
Они увели Соклея и Менедема в отдельные комнаты. Соклей не знал, через что прошел Менедем, но надеялся, что через такие же неприятности, как и он сам.
После того как стражники сняли с Соклея хитон и исследовали его одежду, пояс, маленький нож на поясе, кожаные ножны и кошелек, в котором он носил всякую всячину, они занялись его персоной, причем у них оказалось куда больше практики или воображения, чем можно было ожидать. Начальник стражи шарил пальцем во рту Соклея, пока не нашел оболы, о которых тот и забыл.
— Оставь их себе, — сказал Соклей.
— Да как ты смеешь! — ответил тот. — Я не вор.
Может, он и не был вором, но из него вышел бы неплохой подручный палача.
Пощекотав соломинкой в ноздрях Соклея, стражник не извлек оттуда никаких изумрудов, зато вызвал приступ чихания. Потом залез прутиком в уши Соклея, затем заставил его нагнуться и проверил еще одно отверстие — не ранив родосца, но и не проявив большой осторожности.
Он также велел Соклею оттянуть крайнюю плоть, и, прежде чем стражнику пришли в голову еще какие-нибудь светлые идеи, торговец сказал:
— Дай мне помочиться в горшок — если я что-то там прячу, я это выплесну.
— Ммм… хорошо, — ответил стражник и, к огромному облегчению Соклея, отбросил в сторону еще один прутик. — Подними ноги, одну за другой, чтобы я мог убедиться, что у тебя нет ничего под пальцами.
Соклей повиновался со словами:
— И каковы шансы, что я мог приклеить изумруд к подошвам, особенно учитывая, что я вовсе не собирался идти сюда и подвергаться обыску?
— Сейчас мы это выясним, — заверил его стражник.
Напоследок прислужник Птолемея пустил в ход частый гребень, предназначенный для избавления от
