— Можно 'зойти на 'орт? — окликнул местный, когда лодка приблизилась.
— Давай, — ответил Менедем.
Лодка стала борт о борт с акатосом, и один из моряков помог жителю Патмоса взобраться на судно. Местный прошел на корму, а потом поднялся на ют.
— Радуйся, — сказал Соклей.
— Радуйся, — ответил местный. — Где тута у тебя 'лаговония? Этот кувшин не назовешь 'ольшим, а?
— Мы всегда продаем кувшины такого размера, — ответил Соклей, и то была правда. — После того как лепестки роз вскипятят и смешают ароматную воду с маслом, получается немного благовоний. Но кувшина тебе хватит надолго — твоей жене не понадобится много, чтобы сладко пахнуть.
Менедем гадал, насколько его двоюродный брат прав. Местный явно давно не мылся, значит, и жена его, скорее всего, тоже давно не мылась. Да, это засушливый остров, но все равно… И, как на грех, на судне не было места, чтобы встать от этого парня подальше.
Менедем изо всех сил постарался задержать дыхание.
Внезапно приняв решение, житель Патмоса кивнул.
— Хорошо. Я 'озьму его.
Он протянул Соклею пару монет. Тойкарх взял их, взвесил и протянул местному благовония.
— 'лагодарю, — сказал тот и спустился обратно в лодку.
На этот раз, причалив к берегу, оба местных жителя вытащили лодку на сушу и отправились в деревню.
— Что он тебе дал? — спросил Менедем.
— Посмотри сам. — Соклей положил монеты ему на ладонь.
В угасающем свете Менедем поднес их поближе к глазам.
— Тетрадрахма из Коринфа. И на ней — красивый Пегас. А вторая тетрадрахма — из Эгины. Очень мило, я всегда рад получить «черепах», потому что они такие тяжелые.
— Ты заметил в этой «черепахе» что-нибудь необычное? — спросил Соклей.
— Не заметил. — Менедем вгляделся внимательней. — Да у нее панцирь без узора.
— И плавники, а не лапы, — добавил его двоюродный брат. — Это морская черепаха, а не сухопутная. Эгина не чеканила такие деньги со времен персидских войн. Хотел бы я знать, как тут очутилась эта монета.
— Я бы не удивился, если бы оказалось, что прапра… пять раз прадедушка этого парня украл ее у жителя Эгины, и с тех пор она тут валялась, — ответил Менедем. — Я рад, что он убрался с моего судна. Ты заметил, как от него воняет?
— Да разве я мог не заметить! — Соклей забрал у брата монеты. — Но каким бы способом парень ни получил это серебро, оно не воняет.
— Верно. — Теперь пришла очередь Менедема посмотреть на запад, в сторону Афин. — Нам предстоит провести в море еще пару ночей.
— Думаю, так будет лучше, чем идти снова через Киклады, — сказал Соклей. — В тех водах слишком много пиратов, и рано или поздно мы бы наткнулись на пиратское судно, которое предпочло бы сражаться.
— Вот и я так думаю. — Менедем снял хитон и бросил на палубу юта. — А теперь можно и поспать.
Когда Менедем на следующее утро проснулся, выпутался из гиматия и встал у борта, чтобы помочиться в воду гавани Патмоса, он издал негромкий восхищенный возглас. Ветер дул с северо-востока, сильный и ровный, внушая уверенность, что он продержится весь день.
Иногда Менедем ошибался в своих прогнозах, но такое случалось нечасто.
Диоклей поднял на него глаза, сидя на скамье, на которой провел ночь.
— В такой день хочется поскорей выйти в море, — сказал келевст.
— И я подумал о том же, — отозвался Менедем.
Небо на востоке порозовело, но солнце должно было встать только некоторое время спустя.
Менедем посмотрел на Соклея, все еще храпящего на палубе юта, и пошевелил двоюродного брата ногой. Тот задохнулся, что-то возмущенно пробормотал и открыл глаза.
— Это еще что за шутки? — негодующе вопросил он, садясь.
— В чем дело? — Менедем был олицетворением невинности. — Ты хочешь отправиться в Афины?
— Я хочу, чтобы ты отправился к воронам. — Соклей вскочил так быстро и с таким свирепым видом, что Менедем подумал, уж не предстоит ли им драка. Но потом гнев в глазах Соклея угас. — Замечательный ветер, правда?
— Мне нравится, — ответил Менедем. — И келевсту тоже нравится. И я не могу себе представить человека, которому было бы жаль уходить с Патмоса.
— Хорошо. — Соклей, не одеваясь, подошел к борту, как поступил недавно и Менедем, а вернувшись, сказал: — Тогда давай будить моряков.
Диоклей уже принялся будить тех, кто к этому времени не проснулся сам.
Все позавтракали хлебом и оливковым маслом, выпили разбавленного вина и, когда солнце выползло из-за горизонта, подняли якоря. Им даже не пришлось грести, чтобы выйти из гавани: гавань открывалась на запад, и ветер вынес из нее «Афродиту», едва парус спустили с рея.
Менедем через плечо наблюдал, как Патмос становится все меньше. Если бы он вел акатос прямо на запад, он бы прошел через Киклады в третий раз за нынешний навигационный сезон. Но вместо этого Менедем стал работать рулевыми веслами, поворачивая судно к северу, чтобы пройти между Икарией по правому борту и Миконосом по левому. Они двинулись на северо-запад — мимо островов Теноса, Андроса и Эвбеи. Менедем повел «Афродиту», сильно уклоняясь к востоку, к середине Эгейского моря.
За весь день на глаза им не попалось ни одного судна, и Менедема это вполне устраивало.
— Завтра к вечеру или рано утром послезавтра мы сможем проскользнуть по каналу между Андросом и Эвбеей и добраться до Афин, — сказал он.
— Хорошо. Просто замечательно, — отозвался Соклей. — Ты был прав: здесь, посреди моря, не встретишь много судов.
— Нет гарантии, что мы не попадем в беду, — заметил Менедем. — Но здесь меньше шансов в нее попасть. И мы ни разу не потеряем из виду землю, как это бывало по пути в Великую Элладу, поэтому всегда будем знать, где находимся.
— В Эгейском море трудно потерять из виду землю, — сказал Соклей. — А в ясный день и вовсе невозможно.
— Дальше к северу — запросто. Там есть большой переход от Лесбоса к Скиросу. Но в других местах… — Менедем покачал головой. — Да, не думаю, что мне бы такое удалось.
Некоторые моряки насадили на крючки наживку — кусочки хлеба и сыра — и забросили удочки в море. Они поймали несколько небольших рыбешек и пару макрелей. А потом, как раз когда Менедем уже собирался приказать бросить якоря, Москхион вытащил роскошную жирную барабульку.
— Сегодня вечером многие будут набиваться к нему в друзья, — сказал Соклей.
— Верно, — согласился Менедем. При виде великолепной рыбы у него потекли слюнки. — Надеюсь, я и сам буду другом Москхиона нынче вечером. — Последние слова он нарочно произнес погромче — как у всех капитанов, голос у него был зычный.
Москхион перестал разглядывать рыбу и озорно улыбнулся.
— Мы разве знакомы, почтеннейший? — спросил он так вежливо, как будто был владельцем простирающегося до горизонта поместья и размышлял — стоит ли ему разговаривать с каким-то дубильщиком.
Все, кто слышал это, громко расхохотались, в том числе и Менедем.
— Сейчас я покажу тебе, знакомы мы или нет, — с притворной яростью прорычал он.
Когда солнце село, счастливчики, которые поймали рыбу, зажарили свою добычу над маленькими
