– Чудесно. Посылает вам свои наилучшие пожелания. Вы сегодня в первой половине дня никуда не собираетесь?
– Нет. Я обычно хожу за покупками по средам.
– Тогда можно я заеду?
– О, конечно. У вас есть мой адрес?
– Да, есть. Значит, через часок или около того?
– Я приготовлю что-нибудь вкусненькое.
– Спасибо.
Винс закрыл телефон. Тут же появилась Шерил с яичницей, поджаренным хлебом, помидорами, грибами, беконом, кровяной колбасой и чем-то непонятным, но, вне всякого сомнения, очень вкусным.
– У нас есть и второе, если захотите, – предложила Шерил.
– Нет, мне хватит.
– Если что, зовите.
– Хорошо.
Винс в один миг прикончил завтрак, допил кофе, поблагодарил Шерил, и не прошло и двадцати минут, как он уже ехал к миссис Спунер.
День выдался яркий и зябкий, и на бульваре вдоль набережной не было никого, кроме чаек, подбиравших то, что не доели отдыхающие. Машин почти не было.
Винс добрался до Хай-стрит и вынул карту Маргейта, чтобы убедиться, что он едет в нужном направлении. Он поехал кратчайшим путем и вскоре был на Виктория-роуд, где жила миссис Спунер.
Она обитала в квартире на первом этаже викторианского особняка, знававшего лучшие времена. Не мешало бы поправить кладку, с оконных рам слоями сходила краска, а кое-где в окнах первого этажа стекло было заменено фанеркой; всюду ощущался вкрадчивый запах сырости.
Миссис Спунер была невысокой седой женщиной лет шестидесяти с небольшим. Она была хорошо одета, манера говорить выдавала принадлежность к «респектабельному» рабочему классу. Она пригласила Винса в чистенькую, без пятнышка квартирку, буквально трещавшую по швам от статуэток и безделушек: ими были уставлены все горизонтальные поверхности, – усадила Винса на диван, а сама пошла на кухню.
Винс оглядел комнату. По стенам висели дюжины фотографий в рамках – скорее всего, ее детей и внуков. Было там и несколько черно-белых фотографий каких-то свадеб и людей, давно покинувших этот мир. Прошлое прочно обосновалось в этой квартире.
Миссис Спунер возвратилась с подносом, на котором стояли две фаянсовые чашки с блюдцами, чайник и тарелка с домашним печеньем. Она поставила поднос на кофейный столик. Винс поблагодарил ее. Она сидела напротив, разливала чай и рассказывала, что сегодня год, как она потеряла мужа. Винс сказал, что очень сожалеет. Она ответила в том духе, что «в свое время мы все там будем».
– А как же Лайонел?
Миссис Спунер перестала отхлебывать чай и, помедлив, ответила:
– Думаю, что одно – когда тебя призывает Бог, как это было с моим Эрнестом, и другое… когда
– Это правда, – сказал Винс, беря третье печенье. – У вас есть какие-нибудь предположения – как это могло произойти?
– С тех пор как это произошло, не было ни дня, чтобы я об этом не думала…
– И что же?
– Полагаю, должна быть какая-то причина, но какая – я не знаю. Может, его приняли за кого-то другого? Ничего иного я не могу придумать… может, они просто перепутали?
– Вы ведь знали Лайонела много лет?
– Сначала я познакомилась с его матерью. Где-то в начале пятидесятых, я тогда как раз вышла замуж. И уже вслед за тем – с Лайонелом. Потом, когда она стала вести дело, я нанялась подрабатывать в магазин. Не на полный день, конечно, я просто помогала. Потом уже меня взяли на полный день… это было где-то в середине шестидесятых.
– Так что последние сорок лет вы знали его достаточно близко.
– Достаточно близко, – подтвердила миссис Спунер, ставя чашку на поднос.
– Расскажите мне о нем.
– Что вам рассказать?
– Ну, например… кто были его друзья? Что он любил делать? Что он был за человек? Были ли у него какие-нибудь странности?
– Странности? Нет, не думаю. Он был довольно
– А друзья?
– Он довольно часто ходил в боулинг-клуб. Его там знали, но друзей у него не было. Ни один из них даже ни разу не был у него дома – я имею в виду в квартире над магазином. Поэтому их трудно назвать друзьями.
– Но у него были близкие люди?
– Его брат?
– Они ведь нечасто виделись, верно?
– Думаю, нет. Я, по крайней мере, не знаю.
– Значит, вы были самым близким ему человеком?
– Я бы не сказала, что близким. Просто я работала в магазинчике целый день и проводила с ним много времени. Лайонел был не из тех, с кем легко сойтись. Да я и не пыталась. Он любил быть сам по себе.
Лайонел начинал представляться Винсу человеком, лишенным всех социальных контактов: не имел друзей, никуда не ходил, ни к чему не проявлял интереса, кроме…
– Значит, миссис Спунер, вы говорите, он держал газетный киоск, ходил в боулинг-бар, и это все? Больше ничего?
– Еще чашечку, голубчик? – спросила она.
Винс кивнул, и миссис Спунер налила ему еще чаю.
– Мне уже задавали все эти вопросы. Полицейские были у меня несколько раз, они были очень любезны и сначала не слишком мне поверили, но мне все равно было нечего добавить.
– Лайонел ездил куда-нибудь отдыхать?
– Нет.
– Он ходил в церковь?
– Вы хотите сказать, в синагогу?
– Да.
– Нет.
– У него когда-нибудь была девушка?
– Нет.
– Он был когда-нибудь женат?
– Нет.
– У него были увлечения?
– Боулинг – больше ничего. Но я сомневаюсь, что вам удастся узнать у них что-то интересное. В боулинг-баре собираются одни старики, они там буквально законсервировались. Вряд ли они вспомнят, какой сегодня день недели.
– Но у него были какие-нибудь мечты, планы, амбиции? Ну хоть что-нибудь?
– Он часто говорил, что хочет закрыть торговлю, купить домик в Клифтонвилле и поселиться там.
– У него были деньги. Почему же он этого не сделал?
– Не знаю. Он был вечно занят.
Винс не знал, о чем еще спросить.
Дело было не в том, что миссис Спунер чего-то не заметила – она неглупа и наблюдательна, – дело заключалось в том, что замечать просто было нечего. Лайонел вставал по утрам, целый день занимался
