Занавескам можно было дать лет двадцать (но все-таки не сорок!), а кровать вообще, по всей видимости, была куплена не больше чем десять лет назад. Еще там был гардероб, бюро и ночной столик, на котором стояла лампа и лежало несколько книг на иврите.
Лайонел не имел понятия о пуховых одеялах. Поверх простыней на его постели было уложено несколько тонких шерстяных одеял и тяжелое ватное, в чехле из фиолетового материала, на ощупь напоминавшего шелк.
Значит, здесь Лайонел Блаттнер отходил ко сну?
Винс сел на кровать, закурил, обвел глазами комнату и подумал, почему Лайонел, не испытывавший недостатка в деньгах, выбрал такую жизнь? Должно быть, потому, что она его устраивала. Его интересы исчерпывались магазином. Жил он просто, и все свободное время посвящал ему. День-деньской возился с бумагами, потом отправлялся наверх и ложился спать. Вот и все… или почти все.
Причина убийства Лайонела крылась не в его жизни, а в жизни Сида. В этом не могло быть никаких сомнений.
С Сида все это началось и Сидом же закончится. Все это время мы искали разгадку не там, где она была на самом деле. Так Винс думал с самого начала, и так он считал сейчас – вне зависимости от того, найдется эта разгадка или нет.
Винс еще раз прошелся по комнатам на случай, что в первый раз что-то осталось незамеченным, но ничего такого не было.
Ничего.
Винс взял свой мешок, запер за собой дверь и огляделся. С одной стороны к дому примыкал задрипанный коттедж, на ступеньках перед входом у него до сих пор, несмотря на поздний час, кисли две бутылки молока. С другой стороны находилась лавчонка, торговавшая, по всей видимости, всякой рухлядью, но притворявшаяся, будто она – антикварный магазин. Вся остальная улица была отдана на откуп молодящимся домишкам, часовням, ветхим строениям непонятного назначения, готовым под снос хоть сию секунду.
Движения здесь не наблюдалось почти никакого, лишь доносились звуки машин с соседней улицы и отдаленный гул с прибрежного бульвара.
Домик с бутылками казался необитаемым, и Винс решил зайти в «лавку древностей».
Когда Винс толкнул входную дверь, прозвенел колокольчик.
В лавке было полным-полно домашнего хлама, столь ревностно изгоняемого из своих жилищ усердными хозяйками, но были и довольно любопытные вещицы – волшебные фонари, стеклянные ящики с засушенными бабочками, мраморные статуэтки.
К Винсу подошел лысый сутулый человек с седыми усами. На нем были испачканные и запылившиеся брюки в узкую полоску, грязный старый жилетик, из-под которого выглядывала несвежая белая рубашка, и армейский галстук.
– Вы чем-то интересуетесь? Быть может, я могу помочь? – Голос выдавал в нем человека культурного, образованного и никак не вязался с его неряшливым внешним видом.
– Не стоит. Меня зовут Винс Наррауэй. Я друг семьи Блаттнеров.
– Ах вот как. Семьи Блаттнеров.
– Брат мистера Лайонела попросил меня проверить, как тут дела.
– Понимаю. Нам здесь его сильно недостает. Иметь такого соседа было
– Вы знали Лайонела?
– Мы здоровались. И только.
– То, что произошло… для его близких это по-прежнему загадка.
– Как и для всего Маргейта, мистер Наррауэй.
Было в этом человеке какое-то отчуждение, которое начало раздражать Винса. Спрашиваешь его, спрашиваешь, а получаешь сухие формальные ответы. Такой по доброй воле ничего не скажет.
– Питер! – позвал из глубины лавки чей-то голос.
– Я с покупателем, Тим, – бросил через плечо мистер Сухарь.
Тут появился Тим – парень лет тридцати, с длинными вьющимися белокурыми волосами и в хипповых джинсах, каких Винс не видел с начала семидесятых.
Тим смерил Винса взглядом, затем воззрился на Питера.
– Мистер Наррауэй – друг семьи Блаттнеров, – пояснил тот. – Он приехал взглянуть на магазин.
– О, – сказал Тим, – это было ужасно. Просто
Винс повернулся к Тиму.
– Вы знали Лайонела? Хорошо его знали?
– Мы то и дело забегали друг к другу по-соседски, но не скажу, что мы его знали. Он был человек закрытый, верно, Питер?
Питер кивнул.
Тим продолжал:
– Он был очень вежливый, приветливый, но, боюсь, этим наши знания о нем исчерпываются.
– А когда это все случилось, здесь не было никаких… слухов?
– А почему вас все это интересует, мистер Наррауэй? – поинтересовался Питер.
Винс решил говорить напрямик.
– Полиция свернула расследование, так ничего и не обнаружив. А семья хочет знать правду. В этом все дело.
– Понятно, – сказал Питер, поправляя галстук.
– Могу вам сразу сказать, что таких слухов, которые бы связывали его с этим местом, не было, – проговорил Тим, прищуривая глаза и ухмыляясь.
– С этим местом?
– Да, с геями.
Винс выругал себя за непонятливость.
– А как насчет других слухов, Питер? – спросил Тим. – Слышали мы их?
Питер посмотрел на Тима и немного подумал.
– Ты всегда бываешь информирован лучше, чем я, милый.
Тим посмотрел на него, затем повернулся к Винсу и улыбнулся.
– Слухи были очень неправдоподобные, будто это – дело рук мафии и тому подобное. Большинство, правда, думали, что Лайонела приняли за кого-то другого.
– За кого? – спросил Винс.
– Ну, – ответил Тим, – откуда нам знать? За кого-то приняли, по крайней мере, только так можно объяснить то, что случилось.
Винс поинтересовался, не здесь ли они живут, и если да, то были ли в ту ночь, когда это случилось.
– Боюсь, что нет, – ответил Питер, – мы живем в Клифтонвилле. А наверху у нас склад.
– Понятно, – сказал Винс.
Больше он ничего не мог узнать у этих двоих, потому что они больше ничего и не знали. Все же он оставил им свой номер телефона – «на всякий случай».
Винс поблагодарил их и вышел на улицу; несмотря на, казалось бы, чистое небо, начинал накрапывать дождь.
Придя в гостиницу и переодевшись в сухое, Винс решил, что сейчас самое время исследовать чердак. Он поставил на середину комнаты стул и взобрался на него. Двумя руками он поднял крышку и сумел ее отодвинуть. Затем он слез со стула, взял купленную лестницу, раздвинул ее до максимальной длины и поставил так, чтобы верхний конец упирался в деревянную раму.
Прихватив фонарь, Винс поднялся по крепкой, но шаткой лестнице и уставился в темноту. Он зажег фонарь и огляделся: большой пустующий чердак, лишь стоит несколько баков для воды, но самое главное – площадка вокруг люка и до самых баков отгорожена от остального помещения дощатыми стенками. Отлично.
