Эстонцы переглянулись и впервые в чем-то сошлись во мнении. Наверное, так:
— Вот дуры.
— Ага.
— Ну, хоть в чем-то сошлись, — порадовалась Ира. — М? Что это?
Послышались какие-то звуки за спиной.
— Белочка, — восхитилась Ира.
Зверек спустился на скамейку, я старалась не дышать, эстонцы затихли, Ира не шевелилась. Белочка тихонько побегала по бордюрчику, снова переместилась на скамейку и залезла на спинку. Я медленно повернула голову, чтобы посмотреть на нее. Красивая какая! Белочка подошла ко мне ближе, еще ближе и посмотрела на меня. Я на нее. Блин, белки нешуганные! Тут она меня поскребла по плечу лапкой. Блииин! Эх, наверное, надо бы что-нибудь дать, да нету ничего. Белочка тем временем обиделась и убежала. Теперь плечо неделю не буду мыть!
Эстонцы переглянулись еще более странно и снова заговорили по-своему. Быть может об этом:
— Ну вот, Ольгу даже белки любят! — сказал Подушка.
— Зато тебя — нет… — подколол его Одеяло.
— Ну, ты прям спец.
— Может, и не спец, но все же…
— Слушай, отвали уже, а!
— А все равно ничего не изменится.
— Все, иди в… сам, в общем, знаешь куда!
— Ага, и ты туда же!
— Да меня еще никто не послал, в отличие от тебя…
Одеяло набрал побольше воздуха, чтобы возмутиться, но сдался, так ничего и не сказав. Подушка лишь скептически пожал плечами. Мы с Ирой уже не знали, куда деваться, и изобретали смертные кары на головы эстонцев. Правда, больше доставалось Одеялу, он ближе сидел.
Тут Ира с ужасом на что-то уставилась. Все посмотрели туда же и обомлели. Белая леди и черная чайка зависли над окном в нашу спальню. Кошмар! И вдруг меня что-то потрогало за руку. Я и голос потеряла, и с места сдвинуться не могла. Но кое-как повернула голову, а там… белочка! И она что-то грызла.
— В… вкусно? — спросила я у нее, чуть ли не заикаясь.
Белочка самозабвенно грызла что-то. Видно, решила, коли у нас ничего нет, то она поест свое в нашей компании.
— Ха, белочка, — усмехнулась Ира.
Мы потыкали в нее пальцем эстонцам, они взяли и расхохотались! Белочка, бросив шишку, шарахнулась в сторону.
— Ой, белочка мне поесть принесла, — усмехнулась я, глядя на шишку. Ира пошикала на эстонцев, те перестали гоготать, только изредка подхихикивали. Похоже, белочке эстонский говор понравился, гогот — нет. Белочка вернулась обратно и принялась спокойненько есть свою шишку. Пользуясь этим, я наклонилась к ней поближе. Рассмотрела — красивенькая, темно-рыжая, с изумительными кисточками и черными глазками-бусинками. Красотка, одним слово, или красавец…
Я протянула ей руки, она добросовестно их обнюхала, не нашла ничего вкусненького и попрыгала дальше. Потом она спрыгнула на асфальт, опрыгала лавочку, совершив круг почета, и неожиданно запрыгнула мне на кроссовок. Кошмар! Тут ей приглянулись мои шнурки, и она стала их теребить.
— Ой, кроссовки развязывают! — усмехнулась я.
Белочка снова запрыгнула на спинку скамейки, мазанула мне по руке хвостом, развернулась, удивленно посмотрела на меня и снова мазанула хвостом. Вчера родилась, не знает, что у нее хвост двигается? Белочка внимательно на меня смотрела, и тут откуда-то сверху послышались шорох и хруст. Мы все, включая белочку, уставились на соседнее дерево и увидели там серый хвост. Видно, это ее бой-френд, или герл-френд! Белочка пощелкала зубами и смотрела то на меня, то туда.
— Я с тобой не попрыгаю! — ответила ей я.
Она в последний раз посмотрела на меня, запрыгнула на дерево, помахала нам хвостом и упрыгала вместе со второй белочкой куда-то в темноту. С дерева посыпались сухие веточки.
— Хм, чем они там занимаются? — задалась вопросом Ира, разглядывая дерево.
Я медленно, но верно развернула ее голову от дерева. Ира расхохоталась.
— Ой, шишка! — обрадовалась я подарочку белочки, схватила ее в руки, взмахнула, и шишка улетела в темную даль. — Да, шишка…
Ира продолжала хохотать. Эстонцы в это время все что-то обсуждали. Может быть, так:
— И ни фига ты, Одеял, ей не нравишься. Вот и все! — выдал Подушка.
— Как же! Нравлюсь! — огрызнулся Одеяло.
— Где это? Докажи.
— Не буду я тебе ничего доказывать.
— Не можешь, значит, не нравишься.
— А ты докажи, что ты ей нравишься!
— А что мне доказывать? Тут и так все видно.
Мы в это время с Ирой обсуждали достоинства и недостатки белочки.
— Слушай, а давай их до Кондратия доведем, — предложила Ира.
— Чем?
— Каждого из них. Одеяло точно будет в полном нокауте, — ответила Ира.
— Слушай, ты так громко говоришь, что они уже, наверное, все слышали.
— Не, они увлечены беседой, — отмахнулась Ира. — Ты придумай, а я сделаю.
Тут Подушка неожиданно вскочил с лавки, а меня осенила идея.
— Ты мне скажешь? — спросила Ира.
— Нет, — тут же ответила я.
— Ну, Оль!
— Ладно, ладно, — кивнула я и встала. — Все, все!
— Нет-нет-нет, — Ира снова усадила меня на место.
Парни все еще говорили, причем уже развернулись друг к другу и спорили не на шутку. Видно, решали, сказала им Лиля правду или соврала. Каждый настаивал на своей версии.
— Ты мне хотя бы объясни, что делать, — сказала Ира.
— Изображать скандал, — ответила я.
— Мирового масштаба?
— Да, мирового. Со мной, — кивнула я.
Ира удивленно на меня смотрела.
— Ладно, хорошо, — неожиданно заулыбалась она.
Она тут же набычилась и уставилась на меня, я включилась и выставилась на нее.
— Ну что, уже жарко? — спросила Ира.
— Посмотрим, — ответила я.
Тут эстонцы заметили наш маневр, и Иру прорвало на отборный мат. Мне очень хотелось отшатнуться и притвориться мертвой — уж очень неожиданно это у нее вышло. Но я сдержалась, изобразив скучающий вид.
— Все, остыла? — спросила я, когда она сделала паузу.
Ира не на шутку ужаснулась, разозлилась и не знала, куда девать воздух, находившийся в легких уже в переизбытке. В итоге она разразилась новой тирадой. Так и хотелось сказать 'Ну не истеричка ли, как и Одеяло?', но я сдержалась, и мы синхронно сложили руки на груди и отвернулись друг от друга. 'Не играй в мои игрушки и не писай в мой горшок!' Подушка с Одеялом посмотрели сию постановку и продолжили спор, только роли сменили. Теперь нападал Одеяло, а оправдывался Подушка. Обалдеть, никак решить не могут, кто кому нравится! Ирка удивленно на них посмотрела и медленно постучала себе по голове.
— Ага, что у них, что у белочки! — я поцарапала ее руку и изобразила белочку.
Она принялась грызть воздух, изредка поглядывая на меня. О, актеры из погорелого театра!
