не на окружающий мир, а внутрь себя.
– У Леши аутизм? – спросила Алина.
Бабка, скорбно поджав губы, кивнула.
– Сочувствую... – Еще один кивок. – Вас как зовут?
– Мария.
– А по отчеству?
– Геннадьевна.
– Мария Геннадьевна, примите мои соболезнования...
– Не надо ничего говорить, а то расплачусь сейчас, – поспешно выпалила женщина и вытащила из кармана смятый платок. – При Леше нельзя... Он нервничать начинает.
– Я могу вам чем-то помочь?
– Нам уже ничем не поможешь, – обреченно выдохнула Мария Геннадьевна. – Все на Светлане держалось, а теперь, когда ее не стало, не знаю, как мы будем жить... Так что... Спасибо за предложение, но нет.
– Хоронить есть на что?
– Себе на смерть, слава богу, я скопила. На них и похороним.
– Так вы не за деньгами ко мне пришли?
– Нет. Хотя если дадите, сколько не жалко, не откажусь. – Мать Светланы раскрыла свою котомку и вынула из нее потрескавшийся дерматиновый кошель. Алина сначала решила, что старуха приготовилась туда деньги складывать, но оказалось – ошиблась. Мария Геннадьевна достала из потрепанного ридикюля красивый золотой браслет и протянула Алине.
– Держите!
– Зачем он мне?
– Как зачем? Ведь он ваш.
– Нет, вы ошибаетесь. Это не мой браслет. Я золота не ношу.
Мария Геннадьевна скользнула взглядом по платиновому кольцу на Алином безымянном пальце и сказала:
– Серебро любите? Я тоже... – И продемонстрировала свое колечко с надписью «Спаси и сохрани», купленное в какой-нибудь церковной лавке.
– С чего вы решили, что браслет мой?
– Ну а чей же еще? Видно ведь, что дорогущий... Я как углядела его на Светиной руке, сразу спросила: откуда? Она говорит, мол, подарили. Кто? А дочка молчит. Потом сняла его и спрятала.
– И вы решили, что я ей подарила браслет?
– Нет, грешным делом подумала, что она его у вас украла.
– Она никогда у меня ничего не брала... Светлана была честным человеком.
– Да знаю, знаю... Но мы так всегда нуждались, а в последнее время особенно! Раньше-то я подрабатывала, подъезды мыла – Лешку с собой возьму, он сидит на ступенечках, никому не мешает, – но после инсульта вынуждена была бросить. Ребенок инвалид, мне лекарства нужны, а мужу Светиному передачки. В тюрьме он... – Старушка зашмыгала носом, но, заметив, как нервно начал раскачиваться внук, быстро взяла себя в руки и, погладив Лешу по голове, продолжила: – Вот я и решила, что дочку бес попутал. Думаю, украла у хозяйки драгоценность, чтоб продать, да не смогла: то ли в ломбард его не приняли, то ли не решилась...
– Вы ошиблись. Получается, ей действительно его подарили.
– Да кто? Кто такие вещи дарит? Он стоит тысяч десять!
– Нет, раза в два больше.
– Ох, батюшки! Сроду у нее ничего такого дорогого не было...
– А часы? Те, что Света носила, не снимая.
– Ну разве только они... Муж, Димка, ей их подарил на день рождения. Он хорошо зарабатывал – автослесарем был. А через неделю арестовали его. Обвинили в убийстве трех человек. Да только не виноватый он, повесили на него убийства эти. Хозяин их мастерской то ли дань неисправно платил, то ли лез, куда не следует, ну и получил: как-то утром ворвались в гараж братки и расстреляли всех присутствующих – владельца да двух механиков. Димка на работу припоздал, а когда явился, ему кулаком по зубам, а в руки автомат. Типа он всех уложил.
– Невиновность его, как я понимаю, доказать не удалось?
– Да где там! Милиция долго разбираться не стала. К тем, кто сидел когда-то, отношение особое, а наш уже был осужден, но тогда, не буду врать, за дело получил – в драку ввязался, Светку мою защищая, и убил одного по неосторожности. Пять лет ему дали. Света ждала. В тюрьму к нему ездила, там и расписались. И все у них хорошо было, пока Димка опять не загремел... Но ему уже столько впаяли, что он сказал – не жди, забудь. Да разве Светка послушается? И ждала, и не забывала, и передачки собирала, и на свиданки ездила.
– Насколько я знаю, ваш зять сбежал из тюрьмы?
– Знаете, да? – вздохнула женщина тяжко. – Менты рассказали?
– Они считают, что вашу дочь убил именно он.
– В курсе я! – Мария Геннадьевна нахохлилась, как озябшая птица. Только теперь Алина заметила, что она очень похожа на сову. – Явились сегодня чуть свет, все расспрашивали про Диму: не угрожал ли он Светлане, боялась ли она его... Я, естественно, по-честному им сказала: никогда бы Дима на Свету руку не поднял. Он мало того, что любил ее, так еще безмерно уважал и чувствовал себя в долгу перед ней...
– Она помогала ему скрываться?
– Нет, что вы! – выпалила старуха с такой скоростью, что сразу стало ясно: обманывает.
– Мария Геннадьевна, давайте по-честному? Обещаю, это останется между нами.
Гостья сначала скрестила руки на груди, что означает нежелание общаться, но через несколько секунд кисти «поплыли» вниз, по полному животу, бедрам, пока не достигли коленей. Обхватив их морщинистыми пальцами, Светина мать призналась:
– Он дочке позвонил сразу, как из колонии деру дал. Сказал – не могу больше за чужие грехи наказание принимать. Если убьют при задержании – плевать, а срок до конца мотать сил нет. Попросил у Светы немного денег, чтоб было на что уехать. Дима в рязанскую глушь собирался, у него домик там, про который не знает никто, на другого человека оформлен.
– И что же Света?
– Ясно что! Сразу сорвалась в отпуск. Забрала из дома все деньги и поехала вместе с Димкой в деревню. Вернулась через неделю.
– Точно через неделю? Не через две?
– Нет, в понедельник вечером дом покинула, в понедельник же, только следующий, приехала. Это из-за Лешки все. Он хоть и кажется ко всему безучастным, очень остро на отсутствие близких реагирует. Когда я в больнице лежала, он Свету извел: плакал постоянно, капризничал, учителей – мы его в спецшколу водим – не слушался. Так тоску свою по мне выражал, понимаете?
– Трудно вам с ним...
– Нелегко, – согласилась старушка. – Но и без него жизни мы себе не представляли. Света очень сына любила. Поэтому приехала через неделю, чтоб мальчик не тосковал.
– А муж?
– Дима остался в деревне. Он до сих пор там – деваться-то ему больше некуда. Так что... Сами понимаете, не мог он Свету убить.
– Почему же? Доехать до Москвы и вернуться под Рязань за неделю можно раз пять.
– Не на что ему было мотаться. Денег Света ему мало оставила. Я думала, она хоть браслет продала, так как не видела его на ней, но когда сегодня утром нашла, поняла, что не сдавала дочка его в ломбард, а значит – без средств Димка там... Разве что на хлеб да чай гроши имеет.
– И сколько он планирует в той деревне прятаться? И на какие деньги питаться? На хлебе и чае долго не протянешь.
– До зимы хотел. А потом на Север перебраться, к корешу. Тот в декабре откидывается.
Слышать блатные слова от милой и вовсе не такой странной, как на первый взгляд показалось,
