Астара сделала легкий реверанс, приветствуя гостя, а виконт поклонился с грацией, подчеркнувшей его атлетическое сложение и широкие плечи.
Ей пришло в голову, что в его голубых глазах застыло, вероятно, такое же вопросительное выражение, как и в ее собственных.
Можно подумать, промелькнула в ее голове дерзкая мысль, что они марионетки, которыми манипулирует сэр Родерик. Интересно, как относится виконт к этому обстоятельству?
В затее сэра Родерика, в тех письмах, что она написала под его диктовку, было столько театрального, что вся ситуация начинала казаться Астаре достаточно забавной.
И только когда девушка подумала о будущем и о том, что ей вскоре предстоит выбрать себе мужа из троих незнакомых молодых людей, она ощутила страх.
Но она поспешила успокоить себя, что ее опасения излишни , и что виконт непременно окажется и в остальном приятным не в меньшей степени, чем по своей наружности.
И для нее стало почти потрясением, когда капитан Лайонел Уорфилд, представленный ей дядей вслед за его кузеном, оказался по-своему не менее привлекательным, чем виконт.
Уильям был блондином, а Лайонел – шатеном, к тому же он носил небольшие усы, столь популярные среди военных, а его талия оказалась такой стройной, что Астаре невольно вспомнились слова дяди о том, как учащенно бьются сердца дам при виде его племянника, облаченного в мундир или сидящего верхом на коне.
Она принялась разливать чай, а когда оба джентльмена взяли из ее рук предложенные им чашки, у нее возникло отчетливое впечатление, что с их стороны это исключительно акт вежливости и что они наверняка предпочли бы выпить вместо чая бокал вина.
За время, проведенное в Риме и Париже, Астара набралась достаточно опыта, чтобы почувствовать, что Лайонел Уорфилд первым устремил на нее взгляд, полный откровенного восторга и обожания.
В его голосе сразу же зазвучали какие-то совершенно новые, особенные нотки, не укрывшиеся от ее внимания.
Итак, она уже покорила одного из племянников сэра Родерика, сомнений в этом не оставалось. Но тут же ей пришло в голову, что виконт просто более сдержан в проявлении своих эмоций либо просто не хочет идти на слишком поспешные решения.
И тогда она подумала, что Уильям, возможно, предпочитает занимать выжидательную позицию. Ведь он, вне всяких сомнений, неизменно становился предметом страстного обожания со стороны любой особы женского пола, на которую обращал свой благосклонный взор.
А в это время сэр Родерик вспоминал прежние времена, намереваясь направить беседу в непринужденное русло. Он расспрашивал племянников о здоровье и успехах их отцов, рассказывал им о новшествах, которые намеревался ввести в усадьбе.
– Как я и ожидал, Астара пришла в восторг от Уорфилд-хауза, – сообщил он почти хвастливым тоном. – А что касается сада, то я уже почти позабыл за эти годы, до чего прелестен он бывает весной.
– Приятно думать, дядя Родерик, что вы опять вернулись домой, – заметил Лайонел.
Сэр Родерик встал, намереваясь показать капитану, портрет его отца, когда тот был молодым человеком, а Астара осталась сидеть за чайным столом наедине с виконтом.
– Это ваш первый визит в Англию, мисс Биверли? – осведомился он.
Она покачала головой.
– Нет, до двенадцати лет я время от времени жила здесь.
– Смею ли я сказать, как мне приятно, что вы вернулись? – осведомился виконт.
– Да, вполне, но только в том случае, если вы говорите это всерьез, – ответила она.
– Мне никогда не требуется длительного времени на размышления, – немедленно отозвался виконт, – так что я могу уже сейчас сказать вам со всей искренностью, что я совершенно серьезен.
– Благодарю вас, – ответила она с улыбкой. Виконт отметил про себя, что девушка не смутилась и ничуть не взволновалась после его слов.
До этого он предполагал, что она должна быть похожей на большинство юных девиц, которых он встречал, – смущающихся, едва с ними заговоришь, скованных и бессвязно лепечущих всякую чепуху.
Приглядевшись к ней пристальней, он понял, что она прекрасно владеет собой и обладает уверенными манерами, какие он обычно встречал у женщин постарше.
И тут ему внезапно стало ясно, что вся его сдержанность и опасения, с которыми он ехал в Уор-филд- хауз, куда-то испарились.
Основываясь на отзывах своих приятелей, он и прежде ожидал, что дядина воспитанница окажется привлекательной, но теперь увидел, что Астара Биверли наделена красотой, отличавшейся от всего виденного им прежде, и какой-то совершенно иной манерой держаться, чем у его знакомых дам.
– Меня отнюдь не удивляет, что вам все здесь кажется новым и интересным, – сказал он. – Должен вам признаться, что и я испытываю то же самое. Я не был в Уорфилд-хаузе уже много лет, почти с раннего детства. Наш дед, будучи в преклонном возрасте, быстро уставал от нас, детей, а когда после его смерти имение перешло в руки дяди Родерика, он чаще всего находился в разъездах, и когда приезжал сюда на короткое время, то предпочитал общаться со своими ровесниками. Мы, племянники, у него никогда и не бывали.
– Тем не менее он постоянно в курсе всех ваших поступков и успехов, – возразила Астара.
– Я целиком и полностью уверен, что основная заслуга в этом принадлежит моей матери. Она неутомимая поборница эпистолярного жанра и буквально засыпает письмами всех своих родственников и знакомых.
