– Почему ты это говоришь?
– Я чувствую, что твои проблемы связаны с замужеством. Женщины должны выходить замуж. Другого пути для них нет.
– Вчера ты говорил другое… когда речь зашла о Молли.
– Ты все-таки сильно отличаешься от Молли, и я не могу себе представить, чтобы претендентом на твою руку и сердце являлся бродячий торговец!
– Нет… он не… торговец.
– А кто же он тогда?
– Джентльмен, наделенный множеством талантов.
– И ты его любишь?
Вопрос был задан напрямик, и, пока Астара думала, как ей ответить, Вулкан сказал:
– Можешь не отвечать. Я вижу, что ты никогда еще не любила!
– От-ткуд-да ты… это знаешь?
– Это сразу видно. Достаточно с тобой поговорить, чтобы это понять! Твоя невинность защищает тебя надежней любой брони.
Астара настолько удивилась, что забыла о своей позе и уставилась на него.
– Откуда ты можешь знать… такие вещи?
– Вероятно, мое участие во многих мистериях сделало меня более прозорливым, чем большинство людей. К тому же мне не раз приходилось проходить обряд инициации.
– Много раз?
– Мы говорим сейчас о тебе.
– А мне показалось, что речь сейчас идет о твоих путешествиях и о том, что ты видел и делал.
– У меня нет никакого желания говорить о себе… Ладно, я вижу, что колосья уже стали для тебя тяжелы, положи их на стул и спустись на минутку ко мне. Я хочу, чтобы ты взглянула на картину.
– Хорошо.
Положив колосья, Астара легко соскочила с помоста и подошла к мольберту. Ей сразу бросилось в глаза, как много он сделал за это время.
Теперь фигура Персефоны отчетливо выделялась на холсте ярким пятном; казалось, весь свет сосредоточился на ней и одновременно исходил от нее. Она была изображена в странной манере – подобной Астаре еще не доводилось видеть. Впрочем, было ясно, что художник стремится скорее пробудить чувства, чем передать точное, портретное изображение.
– Тебе нравится? – спросил он.
– А я и вправду выгляжу такой?
– Лучше, во многом лучше. Только мне очень трудно передать твою внутреннюю неуверенность.
Астара поглядела на него широко раскрытыми глазами.
– Неуверенность?
Он ответил ей долгим и пристальным взглядом.
– Мне почему-то кажется, что тебя подталкивают к краю пропасти. Ты боишься и в то же время сознаешь неотвратимость приближающегося решения.
– И что же… мне… делать?
– У меня нет хрустального шара, по которому можно прочесть будущее, – ответил Вулкан, – но если хочешь услышать мои предположения, то скорее всего ты поступишь так, как от тебя ожидают.
– Почему я должна так поступить?
– Потому что ты женщина, а еще я сомневаюсь, что у тебя есть какая-нибудь альтернатива.
– А если… она есть?
– Тогда я думаю, что ты можешь ею воспользоваться. В тебе что-то есть. Оно-то и поможет тебе быть менее податливой, чем считают многие.
– Верно… мне хочется быть сильной! – с неожиданным волнением заявила Астара. – Но ты прав… я боюсь!
Вулкан молчал. Казалось, он никак не может на что-то решиться. Потом художник направился к стене, где стояли, повернутые обратной стороной, несколько картин.
Он повернул одну, и она увидела, что там изображен танец дервишей. Ее поразила его динамика, граничащая почти с неистовостью.
Картина была написана таким образом, что зритель скорее ощущал происходящее, чем его видел. Бешеные рывки тел, введенных в транс, пронзительные вопли, оскаленные зубы, раздувающиеся ноздри, выпученные глаза…
Все было ужасно и одновременно, как он и сказал, завораживало зрителя.
– Ты этого ожидала? – спросил Вулкан.
