«любовница» (двойной прессинг), прямо из дома и позвонили, вынудили сказать несколько слов, а потом скрутили, заткнули рот и повезли на мою «фазенду». Откуда им знать, что я застряну в калитке, а под кустом сыщется бравый коп? Они гнали, они даже не удосужились оглянуться – как там их жертва…
Тут меня охватили рыдания. Вот уж верно – что имеем, не храним, потерявши, плачем. Никогда я не любила Карела. Какая там любовь! Любовь дается только раз, а мне она уже давалась… Но ведь существуют иные понятия: привязанность, уют, привычка, хорошее настроение. Могу вас уверить, они не хуже любви. Нет, они даже лучше любви – потому как не влекут за собой долгосрочных обязательств…
О, этот день два года назад, будь он проклят… Я притащилась со своими бумажками в «Адамит», рассчитывая непонятно на что. Редактор – босс и творец в одном флаконе – изображал из себя до синевы делового, а на заднем его плане нога на ногу восседала блондинка с туканьим клювом и чистила приклеенные ноготки. Я тогда еще не знала, что эту пучеглазую фуфырищу зовут Ружена Смрковская.
– Я просмотрел ваши наброски о проблемах наркомании в Восточной Европе, пани…мм… – начал было редактор.
– О проблемах борьбы с наркоманией, пан Смрковский, – поправила я. – Это разные вещи. Пани такая- то, к вашим услугам.
Блондинка крепко зевнула. Она даже не смотрела в мою сторону. Что ей какая-то мартышка с тубусом, торчащая навытяжку?
– Да, конечно, – нахмурился редактор. – Вас печатает «Чашник»?
Я замялась.
– Вы считаете, они напрасно это делают?
– Вы состоите у них в штате?
– Не совсем, пан… Я состою в штате «Звэзды», да и то на полставки. Видите ли, как эмигрантка из России, я пока не могу себе позволить… вернее, они не могут меня позволить…
– Газетка, скажем, так себе, – поддел меня редактор.
– Совершенно справедливо, – не обиделась я. – Поганая газетка.
– Гм, – замешкался редактор. – Признаюсь откровенно, пани такая-то, я не давился по мере прочтения вашими текстами, одолел их, так сказать, от корки до корки и могу сообщить определенно…
– Дорогой, – блондинка завершила маникюр и мечтательно уставилась в потолок. – Ты не будешь возражать, если я пройдусь на «Баттерфляй», пообедаю в кафе у Томаша, загляну в салон к Дане, добегу до солярия к Вацлаву, а часика через два-четыре вернусь, и мы пойдем домой?
– А как же, бэби, – сказал редактор. – Прогуляйся. Мне как раз необходимо сосредоточиться. Пани такая-то сейчас уйдет, и я тоже уйду… с головой в работу.
Белокурая бестолочь встала и, вихляя бедрами, будто веслами, поплыла на выход.
– Итак, пани, я могу сказать следующее, – строго продолжал редактор. – Ваши статьи не лишены здравых мыслей и наблюдений, отдельные места меня позабавили, даже тронули, хотя в целом, должен вас огорчить, они не совсем дотягивают до того уровня профессионального исполнения, на который мы привыкли опираться в своей… – За блондинкой захлопнулась дверь.
– Это замечательно, милочка, – редактор изменился в лице и, катапультировавшись из-за стола, подлетел ко мне. – Я согласен печатать вас всегда и везде, о чем бы вы ни писали и сколько бы ошибок ни делали в тексте. Это то, что нам нужно. Предлагаю перейти на отношения «сан фасон», так сказать – без церемоний, а? Как бы вы отнеслись к предложению заглянуть в ресторанчик и в более тесном кругу, в компании с бутылочкой доброго «Айриш фог», обсудить ваши летописи… мм, пардон, рукописи. Не сочтите мои нападки за «тур-де-форс», пани, мне действительно понравились ваши наброски и… и лично вы.
– Я могу обдумать все «про-ет-контра», уважаемый «бель эспри»? – сухо отозвалась я. – Допустим, в течение недели? Или вы действуете по принципу «Аут цезарь, аут нихиль»?
Карел Смрковский рассмеялся:
– Я навеки ваш, пани…
Отворилась дверь. Карел отпрыгнул и нахмурился.
– Не буду зарекаться, но мы постараемся вам помочь, пани. Хотя вы должны понимать – наше издание работает с серьезными авторами. Если бы вы обратились…
– Дорогой, как насчет немножко крон? – влезла в проем мордашка Ружены. – Я совсем забыла… я же утром купила такого очаровательного попугайчика… Надеюсь, ты не будешь топать ножками?
Последовал процесс передачи денег, по ходу которого с лица Смрковского не слетала гримаса до тошноты занятого бизнесмена.
– Чао, лягушонок, – Ружена привстала на цыпочки, чмокнула своего смышленого «фрогги» в подбородок и, помахивая купюрой, угребла.
– Браво, – сказала я.
– А вы как думали, – вздохнул Карел. – Жизнь театр, мы в нем актеры.
Что-то в этом ловкаче меня подкупило. Да и надо было как-то жить, кормить сына, во что-то одеваться. Проталкивать свое творчество в массы и получать помимо материального еще и моральное удовольствие. Да и парень был неплохой.
– Послушайте, как вас там, – сказала я. – Вы не поверите, но я уже полтора года не ложилась в постель с мужчиной.
– За это вам памятник не воздвигнут, – очень верно подметил Карел. – Хотя подождите, – он вдруг разволновался. – Где вы видите постель? Здесь нет никакой постели. Давайте для начала покушаем, выпьем, поговорим о делах, в конце концов. Хорошо?
Я рассмеялась. А потом, блюдя все правила конспирации, подалась с ним в направлении, противоположном тому, в котором растаяла Ружена. И вся эта волынка растянулась на два с лишним года…
…Нет, довольно. Хватит лить слезы. Что мы имеем (кроме обычного «ничего»)? Антошка пробудет в лагере юных лоботрясов числа до двадцатого. Учеба с октября, а если накладка, то можно поплакаться Иванке из редсовета, и она его приютит (а не приютит, зафинтим еще куда-нибудь). Мама – в Асино. Она всегда в Асино. И больше у тебя на всем белом свете – никого…
Так вставай же, страна огромная. Ну ты и туча… Я натянула черные колготки (я в них не такая поцарапанная), костюмчик, туфельки помягче, вздула челку и, пересчитав «черный нал» в сумочке, подалась в бега. Пройдя «компьютерную», выглянула на галерею. Внизу, в холле, маячил парень с крепким телом.
– Эй, офицер, – окликнула я его. – Ради бога, вы мне не поможете?
– О, да, да, пани, – стражник разулыбался. – Мне подняться?
– Если вам нетрудно.
За считаные секунды я проделала обратную дорогу. Выскочила через запасной выход из спальни (ставший моим спасением) и, просеменив по коридору, глянула на галерею. Полисмен уже скрывался в «компьютерной». Не теряя времени, я спустилась по лестнице, обогнула жардиньерку (участницу недавних событий) и выбралась на улицу. На освещенной аллейке перед домом топтались двое.
– Привет, – я помахала им ладошкой и свернула направо, во мрак. Пока они припоминали, кто я такая, я уже погрузилась в заросли жасмина, примыкающие к дому.
– Э-э… пани, постойте-ка, – прозрел наконец самый смышленый.
– Да нормально, парни! – крикнула я. – У нас есть договоренность с поручиком Кречеком, вы у него спросите…
Пока эти кони там снимали лапшу с ушей, у меня хватило времени свернуть за угол. Прошуршав гравием по дорожке, я вторглась во владения тетушки Моржены и через минуту уже выходила на дорогу. Не по себе как-то. Ночь, пригород, я… Недалеко – старое еврейское кладбище (красотища на кладбище – неописуемая. Но днем). Впрочем, здесь недалеко. За баром «Аметист», на эспланаде перед зданием супермаркета – нечто вроде извозного ряда. Там в любое время машины, даже ночью. До центра – каких-то десять минут…
Отель «Злата Прага» переливался неоновыми огнями. Три часа ночи. Народные гуляния. В отличие от Старого города Нови място в любое время суток запружено под завязку. Народ болтается неприкаянно, пьет пенистый «Праздрой», веселится. Наркоши, туристы, компашки подозрительной ориентации. Никаких проблем. У этой категории гуляк проблемы возникают днем. И то не у всех.
