обеих рук. Падал обратно, опять привставал.
– Отползайте!.. За стойку! Живо!..
Я схватила сумочку (инстинкт) и куда-то по-тараканьи поползла – оглохшая, спятившая.
– Ныряйте, я прикрою! Уйдем через кухню!..
Я грохнулась за стойку. И вовремя – пули отколотили край плексигласа и обрушили на пол стройный бутылочный ряд – от «Вдовы Клико» до «Будвайзера». Словно сработал фотозатвор на короткой выдержке: запечатлелась мизансцена. Три душегуба – в легких плащах, при галстуках (интеллигенция!) – садили с бедра из коротких автоматов. На физиономиях выраженьица: всех покрошим!.. За спинами – разбитые стеклянные двери. И Андрей Васильевич – готовый к прыжку Тарзана на лиану…
По осколкам ползти невозможно. Я пошла гусиным шагом, обливаясь слезами, волоча по полу сумочку. Позади с треском и звоном обрушилась еще одна бутылочная шеренга. Застучали одиночные – Андрей Васильевич давил на гашетку. И с интервалом послышалась возня: он влетел за стойку и, согнувшись в три погибели, припустил по осколкам.
Внезапно вакханалия стихла. Ухо уловило повелительный окрик и стук подошв. Далеко на улице завыла полицейская сирена (надо отдать должное местным фараонам – приезжают они быстро), заголосила испуганная толпа.
– П-п-полиция… – сказала я. – Эт-то п-полиция…
– В другой раз, – перебил мои констатации Андрей Васильевич. – А ну марш за кулисы!
У него от боя даже проборчик не сбился. Может быть, он андроид-репродактор? А что, прогресс же, бабки-ежки…
Я не шевелилась. Тогда он взял меня за руку (ладно, не за ногу) и куда-то потянул из разгромленного бара. Весьма смутно помню дверь служебного входа (или выхода?), темные коридоры, какие-то приторно- сладкие фруктовые запахи. Пустой переулок на задворках…
Если кому-то интересно, на что способна истеричная баба – после смерти любовника, потери колготок и трех покушений на свою единственную жизнь, – то могу сказать определенно: она способна на истерику. Такси, в котором мы ехали, содрогалось от конвульсий. Меня трясло, как работающую бензопилу. Шофер поминутно озирался, шепча молитвы, а Андрей Васильевич разводил руками и гримасничал: мол, я не виноват, шеф, она сама пришла, странная женщина, странная… Последующие события, пропущенные через призму моей невменяемости, стали жидким киселем, в котором я плавала и не тонула. Меня доставили в какой-то неприметный с дороги домик неподалеку от собора Святого Витта (говорю же, сущая свистопляска). Помню, как сдавали с рук на руки, помню, как все гугукала и упорно не желала, чтобы из меня делали куклу. Помню перламутровые изразцы ванной комнаты, пожилую женщину- нянечку, укутывающую меня махровым полотенцем и бормочущую над душой какую-то нескладицу. Помню, как в киселе возникали десять негритят с одним подносом, потом их становилось меньше: девять с половиной, шесть, три… Потом остался один, действительно негритенок и от горшка два вершка. Нянечка называла его Егоркой, а он не отзывался, потому что был глухой с рождения. Помню свой неуемный аппетит и домашние пирожки с малиной, которые я перемалывала с яростью мясорубки… Помню подушку и успокоительную таблетку из ручищ какого-то коновала…
Дальше кисель рассасывался. Неудивительно. Прошли сутки (так мне сказали). Я сидела в глубоком кресле, жадно потягивая сладкий кофе-гляссе. Шторы были задернуты, и бледный свет, проходя сквозь них, плавно раздваивался, превращая пространство в монотонную зебру, а напротив меня – под сенью декоративной «тропикалии» – сидел старый человек, укрытый пледом, и вел неторопливую беседу.
Видимо, со мной.
– Статья о трансфертах была непростительной ошибкой, дорогая Дина Александровна. Силы, вступившие в игру, чересчур влиятельны, чтобы считаться с мелкими взвизгами оппонентов. Намек очевиден: не суйтесь. Это предупреждение всем нам. Желтая карточка, понимаете? («Ни хрена себе желтая карточка», – подумала я.) Редактор Ян Мнишек, подкинувший вам материал и указавший отправные точки «сочинения», действовал по наводке «Бастиона». Он убит сегодня вечером у ворот собственного гаража. Нападению подверглись вы, Бежи Яковец и Юлиус Лойда. Яковец тяжело ранен, скорее всего, он умрет. Лойда, как и вы, отделался легким испугом и находится под защитой полиции… Невольно одно из ваших предположений, Дина Александровна, оказалось вещим, – старик усмехнулся. – Я понимаю, вы этого не хотели, но тем не менее попали. Под контролем правительства Российской Федерации производится вещество, по своим параметрам и воздействию напоминающее наркотик, причем весьма неплохой наркотик. По сути, оно наркотик и есть. Хотя и не только.
– Эка невидаль, – буркнула я. – Да от этих уродов во власти можно ожидать любого свинства.
– Не совсем, голубушка. – Голос из-под маски плюшевого пледа был мягок и обволакивающ. Непонятно, о чем он говорил, но хотелось ему верить. – Как вы понимаете, они не едят его сами. Инициатором… мм, мероприятия – или, если угодно, акции – не является руководство России. По крайней мере, официальные структуры Национал-патриотического фронта. Отдельные личности в политическом руководстве, согласен, замараны – те же Бобровский, Дуров, Михайлов, – но уверяю вас, Дина Александровна, их не большинство. Сказанное касается и правительства. Это сошки, исполняющие, но не ведущие. Мозговой центр выше.
– Вы подразумеваете высшие силы, не зависящие от нас и нашей степени вменяемости? – буркнула я.
– Не надо подковырок, Дина Александровна, это не смешно. Любая значимая акция на планете – будь она политического, военного или экономического характера – не проходит без вмешательства высших сил. Человечество по своей природе недалеко, ему не по зубам собственными силами соблюсти баланс между Добром и Злом. Между Созиданием и Разрушением. Но мы с вами сегодня говорим не о высших силах.
– А о чем мы говорим? – прошептала я. Потрясение, пережитое в недалеком прошлом, давало о себе знать. Оттого все происходящее (вернее, вялотекущее) в комнате казалось несерьезным на фоне ушедшего тарарама.
– Мы их только касаемся. В частности, истинных намерений сил, приведших во власть Национал- патриотический фронт.
– А какие у них намерения?
– Господство над миром.
– Чертовски приятная, должно быть, штучка, – я кое-как улыбнулась.
– О, безусловно. И чертовски опасная. Помните анекдот: обезьяна смело пилит ядерную бомбу, потому что у нее есть еще одна. И пусть вас не смущает тот факт, что дорога к мировому господству протаптывается из страны, население которой сознательно и целенаправленно загоняется в нищету.
– Но меня это смущает…
– Напрасно. Нищая Россия прорубала «окно» при Петре, штурмовала Альпы при Павле, дошла до Парижа при Александре. О Сталине напоминать не буду, это слишком избито. Видите ли, богатых, сытых и спокойных на завоевания не поднимешь, им и дома хорошо. Зато ограбленные дочиста, – дедушка хмыкнул, – куда легче на подъем. Но мы отвлеклись. Сейчас, понятно, штыком Европу не испробуешь. Не тот уровень техники, знаете ли. Гораздо тоньше. Итак, из России поступает наркотик. Плывут пароходы… Фактически они плывут из портов Украины и Грузии, под каким угодно флагом, но это неважно. В средиземноморских портах происходит разгрузка. Где-то неподалеку – расчет и перевод денег на счета в банки. Не только, заметьте, в чешские банки. А и во многие другие. Кстати, вы знаете, Дина Александровна, что нужно для того, чтобы новый наркотик завоевал рынок, а главное – определенную категорию потребителей, ради которых, собственно, и заварена каша?
– Знаю, – соврала я.
– Но я напомню. Первое: он должен быть сравнительно недорогим. Второе: качественным. Третье: не вызывающим слишком быстрого привыкания. Четвертое: стимулятором паранормальных способностей – то есть более ярким, чем популярный мескалин. Пятое: катализатором работы интеллекта – лучшим, чем ЛСД. И также шестое: в странах, на которые распространяется акция, должна быть проведена… рекламная (не удивляйтесь) кампания, в ходе коей люди с определенным авторитетом (ученые, психологи, творческие работники) ярко распишут, какой он полезный, как он «инициирует нового человека», делает из обывателя экстрасенса, из дебила – гения, как легко от него отвыкнуть… Хотя зачем, спрашивается, от такой благодати отвыкать? Верно? Не доводилось читать книжку Олдоса Хаксли «Врата восприятия»? Издание 53 -го года, если не ошибаюсь. Не доводилось? И правильно. А блестящая, скажу вам, пропаганда
