— Погляди, Валентина, что они там, — приказал Бакшин.
Не вставая с места, она потянула за веревочную петлю. Дверь распахнулась. На земляных ступенях толпились партизаны, те самые, которые сопровождали Таисию Никитичну. «Скоро управились», — подумала Валя, но тут увидела она в руках одного из парней знакомый чемоданчик и тогда решила, что пройти не удалось и пришлось вернуться ни с чем.
— Ну, что вы там? — грозно спросил Бакшин.
Тогда партизаны вошли в землянку, и один из них выдвинулся вперед, бережно, словно спящего ребенка, прижимая к себе какой-то большой белый сверток. В сумраке Валя не сразу поняла, что это такое они принесли, но когда пригляделась, то узнала знакомый белый полушубок. И по тому, как бережно несли его и как протянули его Бакшину, Валя решила, что произошло самое страшное. Всяких смертей насмотрелась, привыкла, огрубела, но тут захотелось ей взвыть во весь голос, по-бабьи, так, чтобы сердце закатилось…
— Куда дели доктора? — задохнувшись, спросил командир.
Тогда тот, который с таким бережным старанием принес полушубок, бросил его к ногам Бакшина.
— Переметнулась, — выговорил он решительно, как топором отрубил.
— Скоро определили, — тяжело задышав, проговорил Бакшин. И спросил: — А может быть, они ее?..
— Нет, сама.
Тогда командир — это Валя тут же отметила, но поняла потом, когда все вспомнила и сопоставила все слова и события, — тогда командир поднялся, шумно вздохнул и, выпятив грудь, расправил гимнастерку под ремнем. У него был вид, какой бывает у человека, который наконец-то поверил, что опасность миновала. Усаживаясь на свой табурет к столу, он приказал:
— Сама, говоришь? Ну, давай докладывай все, как было, все подробности…
Парней этих Валя отлично знала, и еще когда только провожала Таисию Никитичну, подумала, что такие умрут, но все сделают, как им приказано. Надежные ребята. И все, что они рассказали, — правда с начала до конца. Они должны были проводить доктора до места назначения и в случае, если штаб не найдут, привести обратно. Вышли позавчера в ночь. Шли до рассвета. Дорога знакомая, и до деревни, где им предстояло отдохнуть, добрались без всяких трудностей. Там, в деревне этой, в лесу затерянной, оказалось несколько раненых, их местные жители укрывали, а фельдшера и медсестру еще давно немцы забрали. Таисия Никитична всех их осмотрела, оказала, какую надо, помощь, поговорила с женщиной, которая до войны работала в сельской больнице санитаркой, кое-что из лекарств ей оставила. Все сделала, как надо. А к вечеру, еще смеркаться не начало, вышла она из избы, где отдыхала. Тут к ней парень, караульный. «Не спится что-то, — сказал она. — Я тут за огородами погуляю. А ты не подсматривай. Нехорошо подсматривать, когда женщина одна. Мало ли что ей надо…» Посмеялась, усовестила парня. Бдительность он потерял. Да у него и в мыслях-то ничего худого не было. Он только соблюдал наказ командира. Батя, отправляя их, сказал: «Глаз с нее не спускать, головой отвечаете, если с ней что случится».
Ждал он, ждал да и забеспокоился — время идет, а ее нет. Уж не заблудилась ли: место глухое, незнакомое. Старшего разбудил, тот остальных поднял, и без шума двинулись в том направлении, куда она ушла. Полночи искали — нет ее. Пришли обратно в деревню, в ту избу, где она отдыхала, где бывшая санитарка живет. И в избе пусто. Ни доктора, ни санитарки. Только чемоданчик на постели лежит да полушубок. Вот принесли.
— Раззявы… — проговорил Бакшин, выслушав бесхитростный этот рассказ. — А санитарку нашли?
И так спокойно он это спросил, что обескураженные партизаны, которые ничего уже хорошего для себя не ожидали, совсем приуныли.
— И санитарку не нашли. А все в деревне говорят, что женщина она самостоятельная, преданная и ни в чем не замечена. Немцев ненавидит, поскольку муж ее погиб еще в начале войны…
И это сообщение как будто совсем утешило Бакшина. А когда он снова обозвал партизан «раззявами», Вале показалось, будто он похвалил их за то, что они сделали как раз то, что ему и надо было.
Она так думала и потом, когда все вспоминала, стараясь привести в порядок свои встревоженные мысли.
— Ну вот что, — теперь уже озабоченно проговорил Бакшин. — Дело идет к тому, что нам тут оставаться нельзя. Кто ее знает, что у нее на уме. Для чего-то она… — он не договорил, а только махнул рукой.
Партизаны ушли. Бакшин долго сидел молча. Разглядывал, как по затуманенному стеклу пробегают капли, оставляя темные извилистые дорожки. Потом перевел взгляд на Валю и тоже смотрел так долго, что она не выдержала и спросила:
— Вы что?..
И он спросил в ответ:
— Какие там вещи у нее остались?
— Ничего не осталось. Вот чемодан, с которым она прибыла, и больше ничего. А что в нем, я не знаю.
— И не надо нам этого знать. Забери его. Да вот еще полушубок этот. Отдашь, если потребуется.
— Кому потребуется?
После недолгого молчания Бакшин задумчиво и даже, как показалось Вале, мечтательно ответил:
— Пригодится еще. Всякое бывает…
Этот разговор Валя очень хорошо запомнила еще потому, что никак она не могла поверить в измену. Не такой человек Таисия Никитична, и семья у нее, и летчик этот, Ожгибесов, со своей нескрываемой любовью. Почему-то Вале казалось, что от одной только такой любви, от такого, можно сказать, обожания, никуда не убежишь.
Что с ним будет, когда ему скажут? А ему, конечно, все скажут, потому что он если не увидит ее среди встречающих, то обязательно спросит, как она живет. И Валя решила, что ей совершенно необходимо повидать Ожгибесова, выполнить последнюю просьбу Таисии Никитичны и — главное — сказать ему все, что она сама думает. Это самое главное, чтобы он не отчаивался и не принимал скорых решений.
САШКА ОТВОЕВАЛСЯ
Произошел разговор, после которого разведчик Сашка окончательно понял, что настал конец партизанской службе.
Утром Бакшин вызвал его и приказал:
— Собирайся. Самолет ночью. Да чтобы никаких фокусов. Понял?
— Так точно. Понял.
— Слово?
Сашка вздохнул до того протяжно, что даже в горле засвистело.
— Что молчишь? — насторожился Бакшин. — Ты у меня дождешься. Прикажу арестовать тебя да под конвоем на аэродром. Этого ты добиваешься?
— Я добиваюсь воевать, — горячо заявил Сашка и так взглянул на командира, что у того сразу пропало всякое желание стращать разведчика.
— Небось и без тебя справимся, — ворчливо заметил Бакшин и совсем уже миролюбиво добавил: — Как-нибудь…
— Без меня!.. — Сашка даже отважился недоверчиво усмехнуться. — Вы вот пошли без меня, да так и вернулись. А я бы вас провел так, что…
— Да уж, конечно, — перебил его командир. — Конечно, где уж нам без тебя… Короче, вот тебе мой
