— Зачем это вам? — тихо сказала Вера Васильевна. — Я ведь и сама ничего о нем не знаю. Ничего.
Это она так сказала, что Валя сразу поняла; знает, но почему-то боится сказать и, наверное, не скажет. В таком случае и не надо повторять своего вопроса, а просто рассказать все как есть, начистоту. Так она и сделала.
— Господи! — покорно проговорила Вера Васильевна. — Господи! Сколько горя на этого мальчика свалилось, а все еще не дают ему спокойной жизни.
— Я как раз хочу ему помочь, — заверила Валя.
— Нет, я не про вас. Ведь тут за ним приходили, хотели забрать в колонию. Вот я и подумала, уже не оттуда ли вы? Подождите, я сейчас к вам выйду. А то я тут сижу на казенном месте, и такое у нас дело горькое…
Она усадила на свое место какую-то другую женщину и увела Валю в театральный сквер.
— Я и в самом деле не знаю, где сейчас Сеня. От меня ведь все скрывают, потому что я не умею говорить неправду. Если я что знаю, то обязательно проговорюсь, обязательно. Поэтому дочка мне и не говорит, но вам-то она должна сказать. Я вам не могу передать, сколько он пережил, этот мальчик. А сначала все у них было хорошо. То есть, конечно, относительно хорошо… Пока не появился этот сумасшедший летчик. Ну, я вам все по порядку…
— Какой летчик? — воскликнула Валя, нарушая порядок, который наметила Вера Васильевна для своего рассказа.
— Ну, он летал туда, к вам… где его мама служила. Странная у него такая фамилия…
— Ожгибесов.
— Да. Ну конечно, вы же его знаете.
— Где он сейчас?
— Да вы не волнуйтесь. Я вам покажу госпиталь, где он лечился, там вам все и скажут, где он сейчас. Ну, пойдемте.
— Вот кто нам нужен сейчас, — торопливо проговорила Валя. — Он нам всем нужен: и Сене, и мне. Если я его увижу, нам всем сразу легче будет жить. А теперь проводите меня в этот госпиталь и по дороге расскажите все по порядку. Мне надо знать, уточнить обстановку.
На это Вера Васильевна сразу согласилась.
— Я все вам расскажу, только дайте я ваш мешок понесу или шинель. Вам нельзя тяжелое.
— Ничего, — улыбнулась Валя и приложила ладонь к пряжке своего солдатского ремня. Но шинель отдала.
Ожгибесова она нашла, но не сразу. В госпитале сказали, что он только сегодня выписался и найти его можно через военкомат, если он уже не уехал. Валя отправилась в военкомат, пристально поглядывая по сторонам, чтобы не пропустить ни одного летчика. Видела она Ожгибесова всего два или три раза и всегда только ночью, при свете костров на партизанском аэродроме. Да один раз летела с ним и поэтому не была уверена, что сразу его узнает. И совсем уже не надеялась, что он узнает ее.
Когда она вошла в просторный военкоматский вестибюль и увидела сразу трех летчиков, которые о чем-то оживленно разговаривали, то долго приглядывалась, прежде чем спросить:
— Где я могу найти Ожгибесова? — И не очень бы удивилась, если бы один из них оказался именно тем, кого ей надо.
Летчики замолчали и с явным интересом начали ее разглядывать.
— А вы, девушка, ему кто? — спросил один таким игривым тоном, что Валя в другое время обязательно бы посмеялась, но сейчас не то настроение.
— И никто я ему, — просто проговорила она. — И, как видите, вовсе не девушка…
— Это заметно, — почему-то вздохнув, сказал другой летчик, приоткрыл крайнюю дверь, крикнул: — Ожгибесов, к тебе дама!
Валя сразу узнала Ожгибесова и по его лицу поняла, что он не узнал ее, и, чтобы не терять времени на всякие уточнения, сразу сказала:
— Я радистка из хозяйства Бакшина.
— Да? — спросил он высокомерно и настороженно. — Ну и что же?
— Надо поговорить так, чтобы никто не слышал.
Он все с тем же высокомерием кивнул на дверь. Один из летчиков крикнул:
— Сашка, в семнадцать ноль-ноль.
— Ладно. Вещи мои заберите. Я прямо на аэродром махну.
На крыльце он спросил:
— Так какие у вас секреты?
Разговаривает как с девчонкой, но Валя решила не обращать на это никакого внимания, все его высокомерие слетит, стоит только сказать, зачем она пришла.
— Вам надо знать всю правду о Таисии Никитичне.
Нет, не дрогнул даже.
— А зачем? Все это я забыл. Отбросил.
Валя постаралась собрать всю свою выдержку, все свое спокойствие, которых у нее, скажем прямо, было не очень-то много, и тихо, но твердо сказала:
— Трус вы, дрянь! Любовь свою отбросил! Ох, молодчик какой! Я-то думала, вы — мужчина. Она мне столько хорошего про вас рассказывала! А вы знаете, что вы наделали вашей дуростью?..
— А что я такого наделал?
И тут она, уже не сдерживаясь, высказала ему все, что думала, что слышала от Веры Васильевны, от Шагова, что думала сама. И в своем возмущении не заметила, что говорить больше ничего не надо, что она бьет лежачего.
— Как же так? — спросил он растерянно. — А мне сказали…
— Кто вам сказал? Кого вы послушали?
— Да все там у вас в отряде. Не помню, как я обратно летел. Черт его знает, как все закрутилось…
— Всех послушал, всем поверил! — Валя, не замечая горячих своих слез, все продолжала выговаривать: — Всем поверил, одной только своей любви веры не дал!.. Как же вас назвать после этого?
Они шли по весенней солнечной улице — возмущенная женщина в солдатской гимнастерке и летчик, явно обескураженный ее слезами и ее словами. Наконец он отважился прекратить эту сцену.
— Все! — сказал он. — Понял все. Где сейчас она?
— А вы тут не командуйте! — Валя ладонями вытерла слезы. Вот до чего довели: над своей бедой если и плакала, то не на людях же. Не у всех на виду. — А где сейчас доктор Емельянова, мне неизвестно. И никому неизвестно, даже Батя наш не знает, где она. Да не в этом теперь дело. Я только одно точно знаю: не предатель она и никогда не была предателем. Она — герой! Герой, — торжественно, словно принося присягу, повторила она.
Задохнувшись, как от дикого ветра в лицо, Ожгибесов спросил:
— Герой? Как вы узнали?
— Так сказал Шагов. Мой муж.
— Да. Знаю Шагова.
— Если он сказал, то это уж точно. Он еще ни одного слова пустого не сказал. А сейчас не в этом дело. У нее тут сын остался.
— Сеня! Он где?
— Он тут пропадает. Вот ему надо помочь и в самом срочном порядке. Мне сказали, будто он на кладбище скрывается. Его в колонию хотят. Из училища исключили, ну, все такое, будто он и сам предатель.
— Да где он? — воскликнул Ожгибесов.
— Этого я еще и сама не знаю. Вот дали мне адрес. Там одна девочка живет. Ася ее зовут. Она одна все знает, но никому ничего не говорит. Даже родной матери.
— Мне скажет.
