напротив друг друга.
– Молодец! – похвалил ее Саша. – Быстро соображаешь. Это означает лишь одно: первая пластина отличается от всех остальных тем, что оба паза находятся на одной поверхности. Ведь не зря они пронумерованы, не так ли? Ищите первую пластину, а когда найдете – то вы сможете либо убедиться в моей правоте, либо опровергнуть мою концепцию. Все, больше я ничем не могу вам помочь!
– Спасибо, Сашка, ты умница! – вновь восхитилась Кайтелер.
Выйдя на улицу, Тавров сказал:
– Что-то здесь не так. Я полагал, что артефакты должны быть одинаковыми по форме, а пронумерованы они совсем с другой целью. Как-то это все неубедительно…
– И я того же мнения, – поддержал его Кудасов.
– А что спорить? Ведь вы говорили, Валерий Иванович, что Брен показывал Далинскому фотографию артефакта с цифрой «I», не так ли? Позвоните ему сейчас: пусть Далинский напряжется и вспомнит, были на артефакте Брена пазы или не были, – предложила Кайтелер.
– Ну, что вы, Бьянка! – замахал руками Тавров. – Уже час ночи, и он, наверное, спит…
– А это мы сейчас и проверим, – деловито сказала Кайтелер, доставая мобильник. – Владимир Петрович, доброй ночи! Я вас не разбудила? Ага, только собирались ложиться… Хорошо! У меня всего лишь маленькая консультация. Тут приехал Валерий Иванович Тавров, который по вашему заказу разыскивает Виктора Брена… Да, уже познакомились… Так вот, у меня вопрос: ведь Брен показывал вам фотографию артефакта, пластины с выгравированной римской единицей? Ага, помните… Тогда второй вопрос: на ней были поперечные пазы? Точно? Ага… Да, поняла. Спасибо, извините за беспокойство! Что? Нет, просто тут Кудасов с Тавровым на бутылку коньяка поспорили. Кто выиграл? Победил опыт, разумеется! Спокойной вам ночи!
Кайтелер деловито захлопнула «раскладушку» и сунула ее в сумочку.
– И что он сказал? – в один голос с нетерпением спросили Кудасов и Тавров.
– Пластина была сфотографирована с переднего торца с небольшим наклоном вперед. Поэтому верхняя поверхность была прекрасно видна. На ней не было никаких пазов, только римская единица.
– Значит, пазов не было, – заметил Кудасов. – Так что Сашины построения – фигня на постном масле!
– Значит, оба паза были на нижней поверхности и Саша абсолютно прав! – парировала Кайтелер.
– Откуда такая уверенность? Ты была лично знакома со слесарем, выточившим эти пластины? – саркастически осведомился Кудасов.
– Нет. Это кольцо, лента Мебиуса, сложенная из пластин, и была нарисована на той картине, которую я продала Введенскому, – спокойно ответила Кайтелер.
Потрясенные Кудасов и Тавров некоторое время осмысливали сказанное Бьянкой.
– Но почему ты нам сразу не объяснила? – с досадой воскликнул Кудасов.
– А что я должна была объяснять? – огрызнулась Кайтелер. – Я сама это поняла, только когда Саша на мониторе показал трехмерную модель. А так мне и в голову не приходило, что за сияющее такое кольцо изображено на картине!
– Вот что! – решительно заявил Тавров, прерывая начавшуюся перепалку. – Я хочу выпить пива.
– А я не возражал бы и против кое-чего покрепче, – высказался Кудасов.
– Давайте тогда в «Чумодан», – предложила Кайтелер. – Он работает часов до четырех утра, а сейчас уже второй час ночи.
Утром Тавров проснулся с головной болью. Да, ночные посиделки в подвальчике, как и следовало ожидать, не пошли на пользу здоровью. Кайтелер сочувственно взглянула на помятого сыщика и заварила ему зеленый чай с жасмином. Целебный напиток улучшил самочувствие, и Тавров в ожидании завтрака позвонил судмедэксперту Аксенову. Они договорились встретиться в час дня в небольшом кафе на Среднем проспекте.
…Аксенов положил перед Тавровым конверт с пачкой фотографий и сказал:
– Здесь подают отличные блинчики с мясом. Но, думаю, если вы посмотрите эти фотографии, то блины вам впрок не пойдут.
– За тридцать лет службы в милиции я и не такое видел, – самоуверенно заявил Тавров и принялся рассматривать фотографии изуродованного тела Кати Барсуковой. Аксенов спокойно жевал блинчики.
– Обратите внимание на эту фотографию, – проговорил он, когда Тавров дошел до снимка спины жертвы с вырезанным лоскутом кожи. – Ничего не замечаете?
– Ничего, кроме того, что из спины жертвы вырезали кусок кожи, – признался Тавров.
– Я тоже вначале ничего не увидел, – сказал Аксенов, доставая из папки конверт. – А когда обрабатывал снимки на компьютере, приметил нечто странное. Вот, на этом снимке, и только на этом, видно вполне отчетливо… Видимо, вспышка оказалась под нужным углом.
В конверте лежала фотография размером с лист писчей бумаги, во всей «красе» изображавшая ужасную рану на спине жертвы. Тавров с удивлением увидел, что оголенные мышцы покрывают какие-то белые рисунки. Он пригляделся и увидел три строчки текста, а под ними – два размытых кружка, похожих на штампы, которые ставит санэпидслужба на мясные туши.
– Не мучайтесь, на следующем снимке все увеличено и видно четче, – посоветовал Аксенов.
Тавров достал следующий снимок и отчетливо увидел белые латинские буквы, непонятным образом нанесенные на оголенную поверхность мышц.
– Я обработал снимки специальной программой, поэтому надписи видны достаточно четко, – сказал Аксенов, вытирая с губ кетчуп бумажной салфеткой. – Разобрали?
Тавров теперь отчетливо видел надписи. Сверху шла строчка, оживившая в его памяти формулировку из давно забытого римского права: «Negotiorum gestio», и сразу под ней: «Do, ut des». Ниже шел кружок с непонятным значком. Под ним располагалась более длинная надпись в две строчки: «In magnis et voluisse sat est», а под ней находился кружок с какими-то мелкими значками.
– Чем это написали? – спросил Тавров.
– Понятия не имею, – пожал плечами Аксенов, отхлебывая кофе из чашки. – Ведь ничего не осталось, кроме этой фотографии. Когда я увидел на снимке надписи и решил тщательно исследовать это место на трупе, то ничего не обнаружил. Видимо, произошли необратимые изменения, распалось вещество… Короче, там уже ничего не было, никаких надписей! Потому я и не рискнул приобщить эти фотографии к делу. Ну а вам они могут пригодиться. Кстати, о надписях… Это латынь, так что нам образованный маньяк попался. Но вот что означают эти фразы, я не понял.
– А я как раз понял! «Negotiorum gestio» означает: «Добровольная деятельность в чужом интересе», есть такая формула в римском праве, – пояснил Тавров. – Это когда кто-то берется защищать интересы лица, не будучи уполномочен этим лицом. Смысл, наверное, раскрыт следующей фразой: «Do, ut des» – «Делаю, чтобы ты сделал». Как говорится: «Ты мне, я тебе». Ну и апофеоз альтруизма: «In magnis et voluisse sat est» – «В великих делах достаточно и воли». Доброй воли, надо полагать. Очень похоже на договор, основанный на полном взаимном доверии. Предмет договора настолько секретен, что его не рискнули доверить даже спине покойницы. Хорошо бы узнать, кто эти «высокие договаривающиеся стороны»?
– Успехов вам, – пожелал Аксенов, вставая из-за стола. Он явно спешил. – Извините, но мне пора. Фотографии можете взять себе, мне они ни к чему. Если разузнаете, кто это сделал и зачем, – не сочтите за труд, расскажите мне. Сколько повидал, но такого еще встречать не приходилось.
Тавров решил немедленно показать фотографии Кайтелер: он чувствовал, что она сумеет увидеть в них нечто большее, нежели он. И он не обманулся в своих ожиданиях. Кайтелер оторвалась от компьютера и долго рассматривала снимки.
– Да, вы совершенно правы, – наконец сказала она. – Это договор. Писали его, как и положено, кровью, но перо не из Этого мира: видимо, отпечатавшиеся на мышцах строчки – это эктоплазма, которую выделяло перо. Она прошла через кожу и осела на мышечных тканях. Ничтожное количество, но его вполне хватило, чтобы засветиться от фотовспышки. Теперь о тексте договора. Он необычен: такое впечатление, что он составлен только для фиксации самого факта заключения договора. Это очень странно: обычно при заключении договоров колдунов с демонами очень тщательно оговариваются формальные стороны,
