уроды спалили, так вот две осталось. Не понимаю, Миша, и чего людям неймется? Ну, переночевали, выпили… зачем жечь-то?
– Может, случайно как-нибудь вышло?
– Ага, случайно… Уроды!
К Карпушино выбрались уже к вечеру, к темноте ближе. Небо еще оставалось светлым, но кругом быстро темнело, и меж вершинами высоких елей загорались первые звезды. Молодой месяц, легонький и тонкий, сверкал с подростковым задором. В полутьме едва угадывались избы. Одна – без крыши – сгоревшая, и две – более-менее целые.
– В крайней и заночуем, – Горелухин махнул рукой. – А уж утром тут посмотрим.
– Постой! – дернулся Михаил. – Не спугнуть бы…
– Если он здесь.
– Если здесь… Так узнать бы!
– Узнаем… Он курит, должник-то твой?
– Курит? Да нет, не курит.
– Жаль, – Горелухин вздохнул. – А то б давно учуяли… или огонь увидали – спички там, зажигалка…
– Тсс!!! – Миша вдруг приложил палец к губам. – Слышишь?
– Что? – шепотом спросил Геннадий.
– Показалось… вроде как голос чей-то.
– Голос? Что же он, сам с собой разговаривает? Наверное, рыбаки.
Оба затихли, прислушались… Тишина. Можно сказать – гробовая, даже ночные птицы не пели.
И впрямь, показалось…
Ратников пожал плечами… и вдруг снова услыхал голос! Приглушенный и что-то монотонно бормочущий!
– В крайней избе, – шепнул Горелухин. – Идем потихоньку, глянем.
Они осторожно подобрались к самому крыльцу… И тут Ратников заметил мелькнувший в окошке свет – зеленоватый свет лампадки. И снова голос…
– Патер ностер…
Латинская молитва!
Господи…
– Он что – не русский, что ли? – снова зашептал Геннадий.
Миша быстро обернулся к нему:
– Постой, чтоб в окно не выскочил… А я уж…
– Смотри, осторожней!
– Ничего, справлюсь.
Скрипнула под ногою ступенька, и сердце захолонуло – показалось, словно бы разорвало тишину ядерным взрывом!
Нет… молящийся ничего не заметил, так и продолжал нудное свое бормотание.
Ага… сени… Не споткнуться бы… Чуть приоткрытая дверь… Скрипнет? Конечно же! Кто тут ее смазывал? Ну, заскрипит – и что? Теперь – чего уж!
Резко распахнув дверь, Ратников включил фонарик… и осадил ударом в скулу бросившегося на него монаха. Худая фигура в сутане отлетела в угол, фонарь выхватил из полутьмы бледное, словно бы обескровленное, лицо, до крайности исхудавшее:
– Гутен таг, брат Герман, – тихо поздоровался Миша.
Каштелян, тут же овладев собой, усмехнулся:
– Тогда уж – «доброй ночи», герр комтур.
Он говорил по-русски, и не так, чтоб уж очень плохо.
– Зачем вы хотели меня убить? И мальчика? Озеро, арбалет – это же ваша работа.
– Моя, – помолчав, признался тевтонец. – Я тут уже три месяца… а кажется – триста лет! Один, в чужом мире. Все про меня забыли, даже те, кому я помогал… Каждый день я бродил у озера, наблюдал, думал – вот-вот объявится кто-то… Увы! А когда увидел Максимуса, подумал, что вот до меня и добрались… Вы ведь следили за мной еще там, в бурге. И выследили – едва ушел.
– Ушел, чтобы не вернуться обратно? – Ратников невесело усмехнулся.
В окно неожиданно стукнули:
– Ну как там?
– Спасибо, Иваныч, все нормально. Сейчас переговорим, выйдем…
– Да, я хотел вас убить… обоих, – честно признался брат Герман. – Я был потрясен, увидев вас здесь.
– Почему ж не попытались договориться?
– Договориться? – глаза монаха блеснули холодом. – С вами? Вы же с меня преследовали! Вы – враги!
– И, тем не менее… раз уж вы не встретили здесь своих друзей, а они у вас здесь, несомненно, есть…
Тевтонец развел руками:
– Были… Но за три месяца – никого! Понимаете? Никого… Значит, и это место потеряно…
– Потеряно? – не выключая фонарика, Ратников уселся на лавку. – Сейчас вы мне расскажете все, брат Герман. Нет-нет, не протестуйте, мы просто заключим с вами одну небольшую сделку.
– Сделку?
– Ну да. Вы мне расскажете все, подробно и откровенно ответив на все мои вопросы. Взамен же…
– Что взамен?
– Вернетесь к себе… в свой привычный мир.
– Что? – тевтонец подпрыгнул. – У вас есть…
– Есть! Правда, не с собой… в ином месте.
Воспрянувший было монах вдруг поник головой:
– Нет… думаю, что даже с браслетом отсюда теперь уже не уйти. Так иногда случается – и нужно менять места.
– И тем не менее – это ваш единственный шанс, брат Герман! Воспользуетесь им? Или останетесь здесь навсегда?
– Нет! Только не это!
– Что – нет? – Ратников вскинул глаза. – Не хотите отвечать на вопросы?
– Отвечу! Господи… Отвечу на все! Только… хотелось бы знать, что вы не обманете.
– Вам мало моего слова?!
Эти слова Михаил произнес с истинно рыцарской гордостью, и неожиданно для него она подейство– вала.
– Вашего слова… вполне достаточно… герр Майкл. Спрашивайте… Постойте! Там, на улице…
– Это мой друг. Сейчас он разведет костер… по– ужинаем.
– У меня есть утка, – неожиданно улыбнулся тевтонец. – Я ведь охотился… правда, пожалел, что здесь оказался арбалет, а не лук. Стрелы, знаете ли – проблема…
– Арбалет… это вы его спрятали?
– Нет, кто-то до меня…
– Кто-то?
– Люди боярыни… Вы должны ее знать.
– А вы?
– Немного.
– Хорошо, – Ратников вытянул ноги. – Теперь расскажите мне о браслетах. Что знаете…
– Немного, – пожал плечами монах. – Их делает какой-то стеклодув далеко, в новгородских землях… какой-то волхв накладывает заклятье…
– Что за волхв? Что за заклятье?
– Волхва не знаю. Заклятье… Слышал, что оно очень древнее, языческое… еще с незапамятных
